Лицо другого человека. Из дневников и переписки

Надо хорошо относиться к человеку, чтобы он стал в Ваших глазах хорошим. Нет удивительного в том постоянно повторяющемся факте, что после известного времени знакомства с человеком, «казавшимся таким хорошим», Вы начинаете удивляться, что же Вас могло в нем привлечь; этот факт совпадает по времени с началом Вашей критики Вашего знакомого. И приоритет тут принадлежит именно Вашему отношению к человеку: сначала Вы изменились к нему, и тогда он стал казаться хуже, чем был в Ваших глазах до сих пор. Раньше Вы подошли к нему с открытою верою в него, и Вы могли тогда с ним жить, потому что тогда он оказывался для Вас хорошим. Теперь Вы стали критиковать, вера в него отошла на второй план, и он ‹…› стал для Вас не таким, как был, и Вы уже не можете с ним жить. Тут повторяется старая истина: действительность отвечает Вам так, как Вы ее спрашиваете; она такова, какою Вы хотите ее видеть.

27 сентября

Кругом царствует подсознательная жизнь. Я издавна нес в своей душе нечто, что имел сказать, уяснить в сознании, чтобы сделать жизнь человеческую сознательнее. Труд это большой – самому себе выяснить, что несешь в душе, т. е. из области чувства и намеков перенести это на язык общего сознания. И за это время я ослабевал и падал: подчас казалось, что уяснение сознанию моих главных чувств – дело не моих сил, мне же дано лишь далее продолжать жизнь в чувстве, и я бросался в монастыри, к староверам. Но та же жизнь, которая приводила меня туда, она же и не давала мне совершить этот искусственный шаг. А люди со стороны не понимали моих поступков, им казалось, что я все «изменяю убеждения», что я «увлекаюсь». Моя надежда, что Бог даст мне время рано или поздно уяснить себе и другим то, что было у меня в душе издавна. Когда создастся наконец моя спокойная жизнь и мне можно будет отдаться работе, должна начаться издавна желанная работа.

Жизнь моя представляется мне какою-то комнатой, в которой во всех направлениях натянуты нити и проволоки; и многие из этих нитей и проволок натянулись на моей памяти, – я помню, как сам участвовал в их укреплении. И теперь от них, этих нитей и проволок, я не могу двинуться, сделать свободного движения, не только выйти из комнаты. И куда ни пойду, кого ни увижу, везде чувствую, что, задевая за новую нить, ощущаю на своем пути новую проволоку. Весь я этими проволоками опутан. И неужели я не выйду из них, неужели для меня закроется свет и не будет больше свободы? Неужели надо сказать «прости» своему сокровищу?

28 сентября

Я – переходная форма. Я люблю старое и не могу уже им жить. Почитаю и приветствую новое, но до сих пор не могу ему отдаться. Я – мертвый, хоронящий своих мертвецов. А рядом творится жизнь, и я не могу ее догнать, войти в ее святое движение; она не ждет таких, как я.

Сон 28/29 октября. Година моего знакомства с В. А. Платоновой Чем выше унесешься в ясное небо от земли, тем больше опасность разбиться о землю.

1907

9 марта

То, что несколько дней тому назад было для тебя «анастезией» в эмоции полного счастия, становится на последующие дни связывающим тебя началом, узами любви ты ограждаешься от падений. Так что то самое, что в один момент дает чувство свободы, в другой связывает; и если это и в первом, и во втором случае не изменилось для нас в качестве «истины», – становится видно, с каким многоразличием эмоциональных реакций мы воспринимаем «истину»: она в это время уже фиксируется как определенное содержание, становится фактом, не зависящим от наших эмоциональных реакций на него.

25 марта

Я всегда с любовью относился к человеческим верованиям; в них под большей или меньшей исторически наросшей скорлупой всегда можно различить свежее чувство к тому, что человеку дорого, чего требует его дух. Нет более интересной задачи, нет более интересного материала для понимания интимной сущности человеческого духа, – как человеческие верования. И при этом ясно, что подходить к этим верованиям надо не по книгам, не по научным сочинениям об этих верованиях, а там, где верования сохраняются и живут в их, так сказать, естественном состоянии, т. е. у самих верующих. В наших научных сочинениях (за исключением Varieties Джемса) по отношению к верованиям еще нет плодотворного метода, и там, в этих «объективно-научных» изложениях, мы имеем пред собою, так сказать, денатурированные верования.

Если вы хотите узнать человека как идеалиста, то подойдите к нему со стороны его верований, со стороны его естественных верований.

Величайшее счастие для современного человека, величайшее здоровье его души, – в том, чтобы сохранить в себе наугний идеализм, всецелую принадлежность ясной и светлой научной истине в своей душе, т. е. не к натуралистическому «завалу фактами», а именно к научной ясности и свободе духа.

1909

6 февраля