Лицо из зеркального коридора

– Это мне понятно. – Незнакомец говорил терпеливо, как учитель, который пытается растолковать теорему двоечнице. – Давайте по порядку. Ваша мать?..

– Умерла, – глухо сказала она. – Я ее почти не помню. Мне было четыре года, когда ее машина сбила.

– Поехали дальше. Отец?

– Мертв. Почти сразу после моего рождения во сне отошел. Я же детдомовская.

– Ясно. Мужья?

– Одного на зоне сгноили, – вздохнула Нина, – но сам же виноват. Магазин пытался ограбить. Мы всего год вместе и прожили. А второй алкоголик был, все к тому и шло. Рано или поздно, допился бы до встречи со смертушкой.

– И вы тоже прожили вместе мало, так? – улыбнулся незнакомец.

– Ну… да. Года полтора. Два, может быть. Сейчас и не вспомнить, дело давнее.

– А подруги? Нина, у вас когда-нибудь были подруги?

Женщина нахмурилась.

– Наверное, нет… Да мне и незачем, я одиночка. Люди раздражают только, и голова от них болит. В детстве, в детском доме… какие там друзья? Там за каждую хлебную горбушку грызня шла… Ну, была одна девочка, вроде болтали мы с ней по ночам. Тихая такая, незлая. Так ее однажды подушкой среди ночи задушили, наши же.

– То есть тоже умерла? Приблизилась к вам и умерла почти сразу же.

– Не понимаю, на что вы намекаете? – разозлилась Нина. – Вы сумасшедший, что ли? Хотите на меня все эти смерти повесить?! Отвяжитесь, уйти хочу!

– Нина, Нина… – Незнакомец погладил ее по плечу. – Успокойтесь, я не хотел вас обидеть. Даже наоборот. Вы же много прожили, а сами про себя не поняли ничего. Вы же Вестница Смерти. Это редкость большая. Вами дорожить надо, холить и лелеять, а люди вас вон куда вытеснили – на обочину жизни. Жидкие щи в столовке для бродяжек хлебать да жить в тесном свинарнике почти на кладбище.

«Он и это знает… И про столовую, и про мое жилье… Откуда он столько знает про меня?» – думала Нина, дыхание которой стало глубоким, а веки тяжелыми. Незнакомец как будто бы ввел ее в транс – соображала она хорошо, а вот тело стало как у спящей, неповоротливым, морочному миру принадлежащим.

– Вестница Смерти, – повторил незнакомец. – Нет, вы не являетесь причиной чужой смерти, не стоит себя обвинять. Но вы как будто бы чувствуете ее приближение, вас тянет к тем, чей срок на исходе. Положа руку на сердце, только с такими людьми вы и можете поладить, все остальные от вас всю жизнь шарахаются. Вы даже родились у женщины, которой оставалось жить всего ничего. Вы потянулись к тихой девочке, судьба которой погибнуть ребенком. Вы дважды вышли замуж за обреченных – это были молодые здоровые мужчины, и никто, включая их самих, не знал о том, что песок в часах почти кончился. А вы – чувствовали. Шли на свет смерти… Поэтому я вас и нашел. Я работаю с такими, как вы, Нина.

– Работаете? – тупо переспросила она.

– Ну да. Я считаю, что любой дар может быть использован. Даже такой редкий, как ваш… Мне нужна ваша помощь. И я готов за нее щедро платить. Ваша жизнь еще может измениться. Вы наладите быт, съездите в Крым, как когда-то мечтали.

– Вы и про Крым знаете? – похолодела женщина. – Но как? Я даже не говорила никому. Вы что, в голову мою влезть можете?!

– Да какая разница? – снисходительно улыбнулся странный собеседник. – Какая вам разница, что я могу, а что не могу? Самое главное, у меня есть деньги. И я готов заплатить вам. За небольшие и несложные услуги.

– И… Что я должна буду делать? Это какой-то криминал? Мне такого не надо. Пятьдесят два года честно жила и дальше собираюсь.

– Ну какая же вы трусишка! – Его плечи снова сотряс смех. – В вашем-то положении! Нет, Нина, успокойтесь, никакого криминала. Я вам просто буду говорить адреса квартир, в которых только что кто-то умер и покойника еще не увезли. Иногда это будет в деревне, вам придется ехать на электричке. Там проще – в деревнях до сих пор не отвозят покойных в морг, так и лежат дома до самих похорон. В городе надо будет действовать решительнее, иногда у вас будет не больше четверти часа.

– А… делать-то что? – от волнения Нина даже осипла.

Никогда она не боялась ни самой смерти, как темной абстракции, ни частностей, с ней связанных, включая мертвые тела. Однажды соседка начала верещать дурниной спозаранку, весь подъезд перебудила. Выяснилось, что ночью отошла ее мать, которая давно лежала, не вставая, в дальней комнате, ходила под себя и все общение с окружающим миром сводила к ворчливому бурчанию себе под нос. Такое впечатление, что счета сводила – лежит и перебирает имена былых обидчиков, точно четки священные. Другие соседки побрезговали к мертвой заходить, а Нина помогла спокойно, ей даже неприятно не было. Переодела тело в чистую рубашку, кольца сняла, крестик нательный прицепила.

Она не шарахалась от смерти и даже вроде бы не считала ее высшей из бед. Но слушать незнакомца было не по себе как-то.

– Ничего подсудного. Например, я попрошу отстричь у мертвеца прядку волос. Или поменять на нем крестик или образок. Или, ну, это в деревне, достать немного воды, которой его обмывали. От гроба щепочку ножом отколоть. Ногти срезать. Короче, пустяки.