Лицо из зеркального коридора

– А… А зачем всё это вам? – Слова застревали у нее в горле, мешали дышать, как горошинки перца.

– Ах, Нина, Нина, – почти по-отечески улыбнулся незнакомец. – Сразу видно, что карьеру вы никогда не строили. Вас вообще не должно волновать, зачем это мне нужно. Согласитесь, дело неподсудное. Максимум дурного, что может случиться – вас выгонят из дома со скандалом. Но от этого пока никто не умирал.

– Ага, выгонят… – фыркнула Нина. – Да начнем с того, что меня, чужую, никто в дом и не пустит.

– А вот это вы зря. Таких, как вы, Вестниц Смерти, вообще, как правило, не замечают в местах скорби. Впустят еще как и вопросов не зададут. Да и прогонят вряд ли. Скорее всего, все будут вести себя так, словно и нет вас рядом… В общем, я вам всё сказал. Работать, кстати, можете начать уже сегодня. У меня есть для вас два адреса.

– А если откажусь?

– Да пожалуйста, воля ваша. – Незнакомец вальяжно откинулся на ледяную чугунную оградку могилы, как будто бы та была мягким парчовым диваном. – О, я же совсем забыл о главном. За каждый такой визит я собираюсь платить вам двести долларов.

– Сколько?! – ахнула она.

– Вы правильно услышали. Ну что, по рукам?

– Ну… Это все так странно… Может быть, я вообще с ума сошла и вас не существует?

– Всё может быть, – с улыбкой согласился незнакомец. – Так попробуете?

– Ну, хорошо, – решилась она. – Говорите ваш адрес. Только если меня выгонят, вы всё равно заплатите, хотя бы половину!

– Договорились. Вы сделали правильный выбор, Нина. Может быть, единственный правильный выбор за последние десять лет.

Вот так, в одночасье, изменилась Нинина жизнь. Она пришла на старое кладбище обычным человеком, блеклой, рано постаревшей теткой в дешевом прохудившемся пальто. А вышла Вестницей Смерти. Иной бы человек, возможно, расстроился, но ей новый статус пришелся по сердцу. Склонности к суеверным страхам у нее, как у большинства сосредоточенных на выживании, не было, а все те, на кого она теоретически боялась накликать беду, и так были давно мертвы. Зато этот статус как будто бы оправдал бессмысленность прожитых ею лет. Нине стало ясно, что эта окружавшая ее серость, и эта интуитивная неприязнь других людей, и ее вечное вдовство – всё это просто логическая часть системы. Как корона мрачной королевы.

Она даже приосанилась, ощутив в душе этот особенный, немного болезненный сорт гордости – она, Нина, была не такая, как другие. Но не ущербная, не катящаяся в предсказуемую пропасть, а просто другая, особенная, иной биологический вид.

И вот Нина идет в затрапезном дешевом пуховом капоре и старомодном пальто в катышках по городу, который едва начал умываться весной. Заглядывает в лица прохожих и удовлетворенно поднимает уголок губы, когда те отводят взгляд – в этом ей теперь мерещилось неосознанное почтение, а не презрение к ее увядающей жизни.

Ее ждет первое задание незнакомца – Нине предстояло войти в квартиру и срезать несколько прядей волос с упокоившегося мужчины, омыть ему руки, а мыло и воду с собою унести. Она немного волновалась: всё казалось, ну как же так, у людей горе, прогонят ее. Эти страхи были вовсе не этической природы, скорее, она не хотела разочаровать незнакомца, а также легкие деньги упустить.

Но беспокоилась Нина зря – все прошло гладко. Ей открыли дверь, почему-то даже ни о чем не спросив. Просто кивком показали на комнату, в которой, на обеденном столе, стоял гроб. Нина села на стул у гроба и уставилась на мыски своих туфель. Ждала. И дождалась. В дверь позвонили, и обе присутствовавшие в комнате заплаканные женщины вышли в прихожую, Нина же метнулась к гробу, и откуда только такая скорость и прыть у нее, неповоротливой и грузной? Действовала она быстро и бесстрастно, как медсестра. Через четверть часа она уже покинула квартиру, и никто и слова ей не сказал вослед.

Нина бежала по улице, и ее сердце пело – она смогла, справилась! Забавно, но это был самый счастливый день в ее жизни – таких ярких эмоций она не испытывала ни на собственной первой свадьбе (дешевое платье из постреливающей синтетики и отрыжка от маринованного чеснока, которым она зачем-то на нервной почве закусывала слишком теплое шампанское), ни в детстве, когда большинство людей дышит радостью, как воздухом, и это кажется чем-то естественным, пока незаметно не остается всего лишь воспоминанием. Люди перерастают беспричинную радость, у большинства из них это даже почему-то называется «ну наконец-то повзрослел».

Тем же вечером она встретилась с незнакомцем, на той же самой кладбищенской скамейке. Нина немного волновалась: а что, если обманет, не заплатит или вообще не придет? А что, если он чудовище, порожденное ее воображением? Но незнакомец пришел, и на этот раз он почти не улыбался, тон его был деловым, говорил мало, быстро проверил принесенные предметы, кивнул и сунул в ее вспотевшие от волнения ладони деньги. Ни имени его, ни номера телефона она так никогда и не узнала.