Лицо из зеркального коридора

Студенту только и оставалось, что вяло согласиться, хотя мечтал он не о премии, а только об одном: чтобы эта ночь поскорее закончилась. Проку от него не было – всю грязную работу сменщик сделал сам, да так сноровисто, как будто бы ему привычно было грязь за странной бабкой варварской подтирать. Студенту было велено только лужу собственной блевотины вытереть, что он и сделал, как в тумане, на подгибающихся коленях.

С милицией тоже быстро разобрались – говорил в основном сменщик, студент только мямлил и поддакивал, куда-то делись его удаль, чувство юмора и здравый смысл. Спозаранку и директор прибыл, немного нервный, торопился. Обоим руку коротко пожал, сказал, что за хорошую работу принято премировать, и дал обоим немного денег, без расписки, просто так.

Сменщик доволен был, студент же деньги в карман припрятал, вежливо попрощался и ушел домой, а когда вечером услышал в телефонной трубке голос сменщика, ничего объяснять не стал и даже аппарат из розетки выдернул, на всякий случай. Больше он в морг тот никогда не возвращался, забыть о ночном происшествии, как ни старался, не смог, стал мрачным и тихим, начал пить, завалил зимнюю сессию. Впрочем, никто не обратил на это внимание – на философском факультете у многих «ехала крыша», все относились к этому буднично, спокойно. Для соприкосновения с таким массивом знаний устойчивость внутренняя нужна, может быть, поэтому многие религии и считают познание грехом – неосторожного оно может в такие дебри болотные утянуть, что и не выберешься потом, тихо сгинешь, без надежды на спасение.

То, что поначалу казалось волшебством из сказки, постепенно начало восприниматься рутиной. Я стал ремесленником, и уже к концу лета такое положение дел все чаще заставляло меня задумчиво хмуриться. Я был рожден человеком не амбициозным, никогда не хотел ни богатств, ни чужого уважения, я был почти равнодушен к материальному миру, не мечтал даже о дальних далях. Да что там, я вообще почти никогда и ни о чем не мечтал. От природы я был наделен даром обращать внимание только на сиюминутные обстоятельства.

Колдун был весьма удовлетворен моими успехами. Я оказался выгодной покупкой. И как раньше он препоручал мне всю черную работу по дому (впрочем, я не был избавлен от обязанностей прислужника и когда начал практиковать), так теперь мне была передана почти вся его магическая поденщина. Все те бесхитростные комбинации и сценарии жизни, которые его клиенты желали получить от незримых сил. На старое кладбище я ходил как на работу.

Но я чувствовал себя способным на большее.

Впервые в жизни я был вдохновлен, впервые ясно видел цель. Мне хотелось заниматься Искусством, а не ремеслом. Я не желал использовать мир смерти, такой красивый, притягательный и сокрытый, для решения чьих-то будничных дел. Я видел себя кукловодом, Хароном, Деметрой в мужском платье. Мне хотелось творить – ради познания и красоты игры, в священном отсутствии жажды результата.

Но Колдун не оставлял мне ни времени, ни сил. Все мои дни теперь были расписаны с раннего утра и до поздней ночи. Однажды я рискнул поговорить с ним о своих сомнениях, но предсказуемо получил в ответ только ироничную ухмылку.

Но, видимо, все-таки мое разочарованное и с каждым днем всё больше мрачнеющее лицо не могло ускользнуть от его внимания. И конечно, он не мог не понимать: в сущности, я был его рабом, и в любой момент эта ситуация могла измениться по моей воле. Теперь я знал дорогу к станции, я даже знал, где в доме хранятся деньги, я мог уйти в лес, а на самом деле покинуть его обитель навсегда. Я жил при нем бесправно, даже зарплаты у меня не было – только холодный дом для ночлега и скудная пища, которой он меня кормил.

Колдун решил, что я заслужил поощрение. Была суббота, вечерело, это был день черной Луны. Я вернулся из леса с корзинкой болотной травы и сидел на крылечке, подставив лицо дождю и ожидая какого-нибудь нового задания Колдуна. И обреченно пошел за ним, когда он меня в дом позвал.

Но Колдун не собирался давать мне новую скучную работу, он был настроен на разговор.

– Ты потерял границу, мальчик, – со вздохом начал он. – В самом начале мне показалось, что ты годишься для этих практик, потому что у тебя идеальное чувство границы. Увидеть мертвяка нетрудно, только вот сделать так, чтобы встреча губительной не была, могут немногие. А ты – мог. Но все изменилось…

– Опять вы начинаете, – поморщился я.

В последнее время разговоры такого рода он пытался заводить частенько.

– Я просто хочу предупредить тебя. Сделай паузу, мальчик. Не ходи за Стикс. Не ходи к мертвым. Беда тебя ждет, если не остановишься. И со мною ты жить больше не сможешь.

– Ничего страшного не случится. – Эти слова я повторил как мантру. – Я уверен в себе, у меня всё получается. Да, вы правы – я действительно очень хорошо чувствую границу. И никогда ее не перейду.

– Посмотри на себя. Для тебя живые люди уже не значат ничего, одни покойники на уме. Скажи мне, Егор, часто ты о девушках думаешь?

– О ком? – Я даже растерялся от удивления.