Лицо измены (СИ)

- Сыновья от такой тюленьей задницы, как ты, не родятся! – заявила тогда она, за что Орм дернул свою невесту за волосы. Царевна Ксебела, не желая терпеть подобное обращение, так нащипала жениха за щеки, что наставила ему синяков. Конечно же, Меру наказали за подобное поведение: разве допустимо девушке так себя вести? Да еще и поднимать руку на будущего мужа?! Но зато следующие несколько недель Орм по всему дворцу плавал с щеками синими, словно осьминожьми чернилами умылся, говорил и улыбался с трудом и больше никогда не заговаривал с Мерой о наложницах, однако дразнить и задирать свою невесту не перестал: усмехаясь хищно, отчего Орм делался похожим на голодную мурену, он обзывал Деву Ксебела тощей, словно морская игла, говорил, что в ее волосах будут селиться рыбы, перепутав их с щупальцами актинии, и вообще после свадьбы он запрет ее в башне, потому что он – будущий царь и имеет на это право. Сейчас бравада дерзкого и злого, будто морской волк, мальчишки вызывала у Меры улыбку, а тогда она ярилась и возмущалась, требовала принести им трезубцы, чтобы в поединке отстоять свою задетую насмешку и честь. Слуги и фрейлины мягко увещевали и уговаривали, пытаясь успокоить взбешенную дочь Нерея, Орм так довольно усмехался, что кровь в жилах царевны обращалась лавой, кипела и клокотала, растекаясь жидким огнем по паутине вен, а царь Орвакс, задумчиво щуря глаза, черные и холодные, как вода в Бесовой Впадине, замечал, что от такой бойкой девицы, как Мера, родятся сильные сыновья. Это ничуть не льстило, напротив, только сильнее выводило из себя, но Орвакс Мариус был не тем, кому царевна Ксебела могла бы возражать. В тот год Мера даже еще не расцвела, а в Орме видела завравшегося нахала, заслуживающего трепки, нежели своего суженого, однако в глубине души таила нежелание выходить замуж за Орма и рожать ему сыновей.

Да и кто бы стал слушать прекословие девчонки, упрямо и буйно рыжей, будь она хоть сотню раз царевной?

Со временем Мера смирилась, приняла грядущее замужество как нечто неизбежное; верно, как сухопутный рыбак, затерявшийся на лодке в ураган, принимал несущуюся на него исполинскую волну. Она не полюбила Орма, хотя знала, что он ждет от нареченной именно этого, но была по-своему привязана к нему; у них было столько общих воспоминаний, радостных и не очень, общее детство, долг перед их семьями и океаном; царевна Ксебела искренне пыталась приноровиться к непростому характеру жениха, а он в свою очередь старался быть с ней учтивым, мягким и обходительным, но в Орме Мариусе было слишком много яда. Зачастую он делал или говорил такое, что отталкивало Меру от него, будь то попытка запретить ей принимать приглашение на танец от других мужчин или же отказ отпустить ее в Ксебел на годовщину правления царя Нерея. Орм как будто боялся, что, стоит ему отпустить невесту, как она оставит его ради другого, бросит, как царица Атланна бросила его отца.

Издевка богов, что именно так и вышло: воды судьбы принесли Меру к Артуру Карри, после встречи с которым царевна поняла, что не сможет быть женой его брата.

Дева Ксебела поделилась в Акваменом своим желанием посетить Орма в его тюрьме, которой для него стали покои в чертогах Царей во дворце Атлантиды, однако Артур посоветовал девушке не спешить, неприятно ее удивив.

- Ты, конечно, можешь пойти, если хочешь, - сказал он, перекидывая золоченый трезубец из ладони в ладонь; у Артура было осунувшееся от усталости лицо, взгляд – злой и потемневший, и морщины, перечеркнувшие лоб и переносицу, но когда он поднял глаза на Меру, лицо Аквамена осветило улыбкой. Оставив трезубец, он притянул Деву Ксебела к себе и усадил к себе на колени. – Но сразу предупреждаю – он не в настроении. Мягко говоря.

- Я с ним выросла. Поверь, мне его укусы не страшны, - фыркнула Мера, запуская пальцы в волосы Артура; он прикрыл глаза, откинувшись на спинку кресла, которую поддерживали переплетенные щупальца осьминога из малахита и нефрита, запрокинув голову, и царевна пробежалась пальцами по его шее, колючей от пробивающейся щетины. Аквамен бы по-человечески волосатым, что Мера находила по-своему очаровательным; целовать его было щекотно, девушке хотелось рассмеяться или чихнуть, или поцеловать крепче, так, чтобы дыхание перехватило и сердце замерло. Она старалась не сравнивать поцелуи Артура и Орма, но стоило теплым губам Аквамена коснуться ее кожи, память жгло холодом сдержанных прикосновений бывшего жениха. Ласки Орма были рождены чувством собственности; Мера целовала его потому что должна была его целовать, а Артура – потому что хотелось так сильно, что кружилась голова.