Чтобы не маяться от безделья, а заодно отвлечься от негодующих завываний желудка, Михаил Аргир стал внимательно разглядывать маячившую вдалеке крепость, прикидывая, между прочим, где лучше установить баллисты, чтобы сокрушить протехизму[41], и как лучше вести штурмовые отряды, дабы прорваться за внутренние стены.
Он уже обдумывал, как использовать возможность подойти к городу с моря, когда вдруг на тропке, идущей вниз с горы к основной дороге, появилась знакомая фигура давешнего монаха. «О! – под нос себе пробормотал Михаил Аргир. – Все даже лучше, чем я мог себе представить, ибо сказано Господом: „Мне отмщенье, и аз воздам!“»
В несколько движений примотав поводья к свисавшим над прогалиной ветвям, он быстро, но осторожно начал спускаться вниз, стараясь не потерять из виду «старого приятеля».
Тот шел не останавливаясь, размышляя о превратностях судьбы и нелепом поведении мирян. «Подумать только, назвать моего доблестного спасителя разбойником и послать на его поимку такой отряд, будто он – целое войско! Хорошо еще, что этому славному воину удалось уйти! Ну надо же...»
Что предполагалось после этих слов, он подумать не успел, ибо вдруг кусты у дороги раздвинулись, две тяжелые руки опустились ему на плечи и выдернули с тропы легко, как сам бы он сорвал ягоду лесной земляники. «О-о-о!» – попытался было вскрикнуть монах, но та же твердая, словно винодельческий пресс, рука с размаху опустилась ему на лицо, закрывая рот, а заодно и нос.
– М-м... – попытался что-то сказать богомаз и тут же услышал возле уха шепот:
– Тихо, не гневи меня, иначе я сверну тебе шею.
Монах порывисто затряс головой, вращая глазами, всем своим несчастным видом пытаясь дать понять, что готов молчать, не моргать и дышать через раз, лишь бы оставить все как есть, не утруждая шейные позвонки излишней нагрузкой.
– Ты узнаешь меня? – поворачивая собеседника к себе, проговорил Михаил Аргир.
Его пленник молча кивнул.
– Значит, и я не обознался. Скажи, Божий человек, разве вчера я не спас твою никчемную жизнь от разбойников?
Монах все так же безмолвно кивнул.
– Так что ж ты, ишачий помет, решил погубить мою?
Торговец образками лихорадочно замотал головой.
– Да что вы, как же ж?..
– Не лги мне! – Хищная усмешка сошла с губ ромея и, точно пытаясь унять нелепое дерганье головы собеседника, он ухватил его за горло, чуть сдавливая для пущей убедительности. Глаза монаха выкатились, и он захрипел.
– Я сам видел, как по твоим следам за мной пришла толпа гостей, которых я вовсе не приглашал к завтраку. Они следовали за тобой, несчастный.
– Я ничего об этом не знаю! – просипел придушенный монах. – Умоляю, отпустите! Я расскажу все, что мне ведомо.
– Давай. – Михаил Аргир разжал пальцы, и святой отец в изнеможении опустился на землю, хватая воздух ртом.
– Но я знаю совсем немного, – прошептал он, жалобно глядя на воина, более не казавшегося ему таким божественно прекрасным.
– Ну, – пропуская его слова мимо ушей, процедил ромей, – чем дольше ты будешь тянуть время, тем ближе к смертному часу.
– Я пришел, как мы и договаривались, принес вам еду и вино. Только вино забрали клибанофоры, – начал объяснять монах, – они появились вскоре после того, как я добрался до часовни. Вас там не было, я решил подождать, а тут они. Обыскали, вино забрали, пинков надавали. Я стал говорить, что негоже поднимать руку на Божьего слугу, так один меня древком копья так ткнул – синяк остался. Да сами поглядите! – Монах дернул рясу с плеча, демонстрируя темный след от удара, по-видимости, совсем недавний.
– Так ты, стало быть, утверждаешь, что не предавал меня?
– Христом Богом клянусь! – Священник торопливо перекрестился.
– Что ж, поскольку Всевышний надежно хранит меня от всякой мрази, я сочту его имя достаточным ручательством. Продолжай рассказывать, но помни: если что-то в твоих словах покажется мне ложью, я убью тебя не только за измену, а также за клятвопреступление и за поругание Божьего имени. Уразумел?
– Да-да, ну что вы, как на исповеди!
– Так ты хочешь сказать, что у клибанофоров, которыми, если память мне не изменяет, командует сын архонта, появилась новая забава. Всякое утро они выслеживают какого-нибудь монаха, идущего из города, и скрытно пробираются за ним, чтобы, обнаружив, куда он направлялся, отобрать у него вино и прогнать, надавав тумаков.
– Я не говорил такого, благородный господин!
– Не говорил. Но это следует из твоих слов, – усмехнулся Аргир. – Итак, отвечай быстро, кто еще знал о том, куда ты идешь?
– Отец Гервасий, – без запинки отрапортовал иконописец.
– Отец Гервасий? Это, что же, твой игумен?
– Он... – Монах замялся. – Он катаскопой.
– Так... – Рука топотирита палатинов легла на эфес меча. – Вот мы и докопались до истины. Совсем даже не глубоко оказалось. А скажи мне, досточтимый отче, чего это вдруг на ночь глядя тебя понесло в Бюро Варваров?
– Монеты!.. – расширив от ужаса глаза, выдавил мних.
– Что монеты? Тебе заплатили?
– Те монеты, которые дали мне вы...
– Что с ними?