— Прощаться еще рано! — он похлопал меня по спине. — Сначала погуляешь по восьмому горизонту. Трудный горизонт…
Мы сели за стол немного выпить и перекусить.
— Так что решили с домом делать? — поинтересовался я, разливая водку по стаканам.
— Как и говорил, оставляю соседке. Правда, я еще не переоформил на себя Авдотьино наследство. Но договорился с председателем сельсовета, чтобы не препятствовал поселению в дом соседкиного паренька. — Устин неторопливо раскладывал по тарелкам кусочки отварной курятины. — Получается, мне придется в Ивановку еще раз приехать. Я и рад этому. Понравились мне ваши места и ваши люди…
Наша трапеза заняла немного времени. Уже минут через пятнадцать я начал раздеваться.
— Это последний уровень, который можно увидеть, — пояснил мне старик, взбалтывая в стакане свое зелье. — Дальше идет девятый — обиталище дьявольских архангелов и самой главной знати. Там никто из земных жителей никогда не бывал.
Покурив на дорожку, мы отправились.
Первое, что я ощутил, очутившись там, — невероятный зной. Мне показалось, что я упал на раскаленную сковородку. Но это был песок.
Я поднялся на колени и осмотрелся: везде, куда ни посмотри, белели барханы, А в бледно-голубом небе яростно щерилось солнце.
— Где мы находимся, дедушка? — спросил я у Устина, который уже стоял на ногах и набивал трубку табаком. — Это какая-то пустыня.
— Верно! — подтвердил он. — Это самая настоящая пустыня. И до оазисов отсюда далеко.
— Как же вы станете дожидаться меня на таком ужасном солнцепеке? — от одной мысли, что старик вынужден будет несколько часов оставаться на этом жгучем песке, под раскаленным до бела солнцем, мне сделалось жутко.
— Не переживай! — успокоил он. — Я навес сооружу. И водички я с собой достаточно прихватил.
— Навес? Из чего?
— А я взял все необходимое. — Устин указал на охапку коротких жердочек и старую сумку, в которой, видимо, лежали емкости с водой.
— Мне полностью одеваться? — я кивнул на свою кожаную куртку, распластанную на песке.
— Ой! Зря мы ее взяли. Нужно было дома оставить. — Устин подобрал куртку и принялся скатывать ее в комок. — На восьмом горизонте достаточно тепло, верхняя одежда там не пригодится.
Где-то рядом зашуршал песок. Я поднял голову. В нескольких метрах от нас, на гребне бархана стоял дюжий детина. Он был рыжий, румяный, веснушчатый, с глазами-буравчиками какого-то ржавого цвета.
Детина имел простаковатый вид сельского пастуха. И одет был безо всяких претензий на вычурность — в серые штаны, серую помятую рубаху на выпуск, перехваченную на поясе толстой грязной бечевой. Его большие ноги были обуты в кожаные башмаки — неприглядные, потертые, но добротные.
— Здорово, мужики! — подбоченясь, гаркнул он.
— Здорово, Агрофен! — поприветствовал его Устин, окинув взглядом из-под ладони.
— Запарились, небось?
— А ты как думал? — ответил старик, снимая телогрейку.
Простак смерил меня слегка насмешливым, но вполне доброжелательным взглядом и обратился с вопросом, почесывая нос-картошку:
— Пекло, значит, прибыл посмотреть? А ты хоть примерно представляешь себе, куда, собрался?
Я неопределенно пожал плечами. За меня ответил Устин:
— Ну как он может представлять? Пусть посмотрит. Это пойдет ему на пользу.
— Да уж! — многозначительно произнес Агрофен. — Пущай посмотрит.
Развернувшись, он не спеша поплелся по песку. Я вопросительно взглянул на старика, тот кивнул. Увязая в горячей сыпучей массе по щиколотки, я начал взбираться на гребень бархана.
— Агрофен! — окликнул Устин детину. — Ты смотри там, не сильно пугай моего товарища! Два-три места покажешь и — назад.
— Без тебя знаю! — отмахнулся тот, не оборачиваясь.
На противоположном склоне бархана я увидел что-то наподобие сплюснутой широкой металлической трубы. Она торчала из песка и мутно поблескивала на солнце. Простак подошел, рывком сдвинул вбок тяжелую крышку, закрывающую горловину.
— Давай, турист, полезай сюда! — приказал он мне.
Я приблизился и заглянул внутрь трубы. Там было светло. Вниз, до каменной площадки надо было спускаться по железным скобам. Я мысленно перекрестился и начал лезть в горло трубы. Кряхтя и что-то невнятно бормоча, за мной последовал Агрофен.
Спрыгнув на площадку, я сразу увидел перед собой нишу, а в ней — дверь — мощную, тяжелую, из кованого железа. Она со скрежетом отворилась, когда Агрофен нажал на нее ногой.
— Заходи! — скомандовал он. — Сейчас поедем вниз.
Кабина была довольно просторной. Она освещалась двумя лампами, свисающими с потолка на цепях. Лампы, облаченные в колпаки из матового стекла, напоминали ведра. Что в них горело — газ, керосин или еще что-то, определить не представлялось возможным, однако они не коптили, и гарью в кабине не воняло. Здесь, наоборот, было свежо и к тому же прохладно. Во всяком случае, так казалось по сравнению со знойным безветрием пустыни наверху.
Покачиваясь, кабина плавно и бесшумно скользила вниз. Целых двадцать девять минут, я специально засек время.
Когда движение, наконец, прекратилось, Агрофен открыл дверь. Я увидел холмистый ландшафт еще одной пустыни — каменно-глинистой.