Лицо порока

Мы сделали несколько шагов по направлению к округлому взгорку, находящемуся в десяти шагах от нас. Он представлял собой цельный валун — серовато-черный, потрескавшийся — и напоминал гриб. Было довольно тепло, приблизительно так, как в центральных областях Украины в начале мая. Мой провожатый вдруг протяжно свистнул. Сразу же послышался шорох мелких камешков. Из-за взгорка выплыл упитанный двугорбый верблюд. За ним показался другой, чуть поменьше. Меня поразил окрас животных — огненно-красный. Агрофен прицыкнул языком, и они покорно опустились на землю, подогнув под себя длинные, тонкие ноги.

— Садись-ка на этого, — детина указал мне на верблюда, который появился вторым.

А сам приторочил конец веревки, повязанной вокруг шеи животного, к седлу первого.

Я втиснулся между двух горбов на кусок дерева, обтянутого потертой кожей. Вопреки ожиданиям, сидеть на нем оказалось весьма удобно.

Агрофен влез на своего верблюда и опять цокнул языком. Наш маленький караван двинулся в путь.

— Тебе, наверное, не терпится узнать, кто я? — поинтересовался детина, повернувшись ко мне всем корпусом и скаля крепкие зубы.

— Не терпится, — без особого энтузиазма подтвердил я.

— Я здесь распорядитель! — сообщил он не без гордости. — Чтобы тебе было понятно, объясню: распорядитель — чин немалый. Это что-то наподобие полковника. Рода я простого, незнатного, но умом, сметливостью да исполнительностью, как видишь, кое-чего достиг.

— И чем ты распоряжаешься? — спросил я, закуривая.

— Работниками пекла! — важно ответил Агрофен. — Не всеми, конечно, а своими. У меня их в подчинении тысяча шестьсот. Вот такая большая бригада.

— И сколько тут у вас таких бригад?

— Десять тысяч!

— Ого! — удивился я. — И что, в каждой бригаде по тысяче шестьсот работников?

— Точно! — ухмыльнулся Агрофен. — То есть всего шестнадцать миллионов работников на все пекло.

— Немало у вас, видать, работенки, коль такой солидный штат, — заметил я хмуро.

— Еще бы! — согласно кивнул он. — Еле управляемся! На нашем попечении ведь больше трех с половиной миллиардов грешных душ. И их число все возрастет.

— Ни фига себе! — воскликнул я. Столь большое количество мучеников пекла я даже представить не мог, оно ошеломило меня и повергло в ужас.

— А что ты хотел? — осклабился Агрофен. — Очистительную чашу страданий минуют единицы.

Верблюды покорно шествовали по каменистой пустыне, причмокивая и пофыркивая. Вскоре они вынесли нас на вершину пологого холма. Я посмотрел вниз. Там со всех сторон простиралась равнина, окруженная взгорками разной высоты, все они были округлыми, словно яйца. Посередине этой равнины, метров за триста от нас зияла гигантская пасть карьера или пропасти. В ней кипело, вздымалось что-то белое, похожее на молоко. Присмотревшись, я понял, что это огонь. Он то притухал, то рвался вверх.

— Вон, смотри! — Агрофен указал рукой в сторону от карьера.

Я перевел туда взгляд. По равнине медленно двигалась пестрая вереница людей, ее хвост терялся где-то за холмами.

Шаг за шагом голова этой колонны неумолимо приближалась к чаше карьера. По мере приближения нарастал и непонятный гул.

— Слышишь? — распорядитель снова повел рукой в сторону идущих.

— Да, — кивнул я. — Слышу.

— Это вопли и стенания грешников! — в его голосе я не уловил даже намека на сочувствие.

— Неужели их ведут, чтобы сбросить в эту яму с клокочущим пламенем? — с ужасом спросил я.

— Конечно! Что заслужили, то и имеют! — Агрофен не скрывал злорадства.

Между тем первые десятки мужчин и женщин, молодых и стариков, полуобнаженных и совсем голых, уже подошли к краю полыхающего карьера и остановились. Возле них забегали, засуетились крепкие мужички в зеленых робах. Они размахивали плетьми и тростями, беспощадно били стонущих и вопящих людей. Потом послышался резкий окрик, и гул толпы усилился. Многие стали сами прыгать в бушующее пламя. Тех же, кто этого не делал, а пятился или пытался убежать, жестоко избивали и сталкивали в огонь.

Грешники все прибывали и прибывали…

— За что их так истязают, за что обрекли на такую страшную участь? — вскричал я. — За какие прегрешения?

— За разные, — спокойно ответил Агрофен. — За лжесвидетельство, неправду, заведомый обман. Здесь, как видишь, детей нет.

— Детей в пекле никогда не мучают? — с надеждой спросил я.

Распорядитель усмехнулся и покачал головой:

— По-твоему, дети не нуждаются в очищении от скверны? Просто для них существуют другие виды наказаний, полегче, конечно. Но за некоторые наиболее тяжкие прегрешения дети принимают муки наравне со взрослыми.

— А этим беднягам долго гореть в котловане?

— Кому как. От двухсот до тысячи лет. Для человеческого восприятия это почти вечность.

Агрофен сидел на своем верблюде, выпрямившись и вытянувшись, как командующий парадом генерал на добром коне.

— Грешников мучают без роздыху, день и ночь? — обратился я к нему с еще одним мучившим меня вопросом.