Лицо врага: Дверь (СИ)

========== Мирите на площади перед университетом ==========

Утро у Мирите началось… не очень. Мягко сказать. Очень мягко.

Для начала, она проспала. Потом по дороге порвала юбку, неудачно споткнувшись и упав при этом в лужу. После этого сочла, что на открытие университета после войны лучше опоздать, чем прийти грязной, оборванной и несчастной, и пошла домой переодеваться. Потом решила, что раз уж она всё равно безбожно опоздала, то можно и пирожок на завтрак купить.

…И так, чуть прихрамывая после падения и доедая на ходу пирожок, она вышла к университету. И не доела.

Кровь и гарь от стенок оттирали все дворники района. Если у кого-то замечали блеснувшую на солнце слезу, печальное выражение лица или трясущиеся руки, то работы оставшимся прибавлялось. Наблюдатели магии на них не жалели.

Мирите затошнило, она поспешила отвернуться. Что случилось, было понятно без слов. Свою вторую родину она уже успела узнать очень хорошо.

Один из солдат направился к ней. Жечь на месте не стал, так как на её лице не было заметно сожаления или печали, но такая реакция всё равно мало походила на одобрение казни и порицание казнённых, которое требовалось демонстрировать всем проходившим мимо жителям.

— Девушка, вам плохо? — спросил он, казалось бы, даже участливо.

— Н-нет… — почти прошептала Мирите, которой отчаянно не хватало воздуха. — Просто я вида крови боюсь… и просто противно.

Несмотря ни на что, она точно знала, что отомстит, что просто не имеет права этого не делать. И именно поэтому ответила на звесском. Иначе бы, наверное, не прожила и мига.

— Сочувствую, — ровно ответил солдат. — Можно ваши документы?

Мирите отвернулась от здания окончательно и достала оба паспорта.

— Мирите ти Марианни? — уточнил он зачем-то. — Почему двойное гражданство?

— Я родилась здесь, но до поступления жила в Звессе, у меня отец оттуда. Родители сразу дали мне двойное, но мне было лень отказываться от лийского. Всё равно я бы потеряла его по достижении двадцати пяти.

Она тоскливо вспомнила, как ругалась с отцом из-за его получения, но сразу же отогнала эти мысли. Когда лжёшь, надо верить в свои слова сильнее, чем если бы они были правдивы.

— Вы учились в этом университете?

— Да.

— Вы сейчас пришли на открытие?

— Разумеется, нет. Я же знала, что оно не согласовано с оккупационным правительством. Я просто гуляла… но не ожидала, что встречу здесь такое зрелище.

— Это будет уроком для всех непокорных, — кивнул солдат. Теперь, встретив человека, с которым можно было поговорить на звесском и на равных, он заметно расслабился. Но сомнения у него всё же оставались. — Вы можете чем-то это подтвердить?

— Ну, открытие должно было начаться, — она глянула на часы, — больше часа назад. А если бы я просто опаздывала, я бы, думаю, бежала сюда бегом и не стала бы покупать пирожок, — она наигранно тоскливо посмотрела на лежащий на земле огрызок. — Но ничего такого, чтобы совсем как алиби, у меня, к сожалению, нет. Вы мне не верите?

— Нет-нет, верю. А как вы узнали о том, что будет открытие? Вы общались с сокурсниками?

— Всех по почте оповестили. Так и написали, что собираются заново открыть закрытый во время войны университет, но не согласовали это. И даже назначили дату защиты, ну, знаете, из-за войны в прошлом году никто не выпустился, хотя она в июне началась.

— Понятно, — кивнул солдат. — Хорошего дня.

Он спокойно пошёл обратно. Мирите украдкой кинула последний взгляд на закопчённые стены и дворников под охраной, навсегда оставляя в душе эту картину, и быстро-быстро пошла обратно — рыдания надо было додержать до дома.

========== Мирите после университета ==========

Трупы лежали ещё долго. Мирите не смогла бы сказать сколько — она, как и всегда во внеучебное время, потеряла счёт дням и не помнила ни даты, ни даже месяца. Это ещё раз напоминало, что трупы те когда-то были её однокурсниками, преподавателями, теми, кого она встречала в коридорах, с кем сидела рядом и разговаривала, кому радовалась и кого терпеть не могла. Мертвецы лежали на площади, сидели, прислонившись к стене университета, и никто их не хоронил. Звессцам это было не надо, а остальные, конечно, боялись. Люди просто обходили переулками эту площадь, или, спеша, отворачивались и задерживали дыхание, пока воняло, и просто отворачивались, когда похолодало и вонять перестало.

Мирите сидела дома или бесцельно шаталась по городу, не зная, куда себя деть, но оставаться наедине с собой было ещё более невыносимо. Воровала еду — и только. Каждый день ближе к вечеру, на закате или в сумерках, она приходила к мертвецам.