Лицом к лицу

Кроме Вано, Мито и Корнелия на квартире Пето собирались еще деревенские товарищи Корнелия — Григорий Цагуришвили, Бидзина Шарабидзе и Леван Коридзе. Левам и Вано хорошо знали друг друга. Вано считал Левана самым знающим из молодых марксистов. Под влиянием Вано подпольная группа решила вести революционную работу среди войсковых частей. С тех пор между Вано и Леваном установилась тесная дружба. Но когда грянула мировая война, Леван начал постепенно отходить от интернационалистов и сближаться с меньшевиками. Поэтому каждая встреча и полемика Вано с Леваном заканчивалась ссорой. Ссоры эти затевались большей частью на квартире Пето, свидетелями их бывали Мито Чикваидзе, Григол Цагуришвили, Бидзина Шарабидзе и Корнелий Мхеидзе. Леван Коридзе считал себя знатоком экономического учения Карла Маркса. Поэтому он во время спора с Вано сыпал цитатами из «Наемного труда и капитала», «Ренты и прибавочной стоимости». Леван принимался объяснять формулы, цепляясь за экономистов всего мира. По его суждениям, осуществление социализма представлялось проблематичным.

— Твои рассуждения, — замечал ему Вано, — весьма туманны и непонятны. К тому же они носят враждебный характер по отношению к социализму.

— По-моему, — едко возражал ему Леван, — надо хорошо знать то учение, которому следуешь. Если ты марксист, то учение Маркса, в особенности же его экономическое учение, следует знать в оригинале, а не по брошюрам, не по элементарному хрестоматийному курсу.

— Я не очень-то большого мнения о своих познаниях, но позволительно спросить: кто из нас понимает правильно учение Маркса — я или ты? — начинал злиться Вано. На его длинной, тонкой шее быстро пульсировала артерия, серо-голубые глаза лихорадочно горели. — Ты в плену у Каутского, Плеханова, Жордания, — продолжал Вано, — твое понимание теории Маркса отдает ревизионизмом. Вместо революционной теории Маркса ты принимаешь за фетиш сухую догму, позабыв при этом, что говорили Маркс и Энгельс о своем учении. Они говорили, что теория не догма, а руководство к действию. Не мешало бы тебе хорошенько поучиться у Ленина, который, сорвав маску с империализма и капитализма, стал сейчас самым нужным, самым любимым человеком для рабочего класса.

— Захватом политической власти не решается проблема осуществления социализма.

— Ты, Леванчик мой, заделался неисправимым оппортунистом, отъявленным меньшевиком, — с издевкой в голосе говорил Вано.

Из этих политических споров и дискуссий мало что становилось понятным Корнелию. Желая скрыть свою политическую неграмотность, он не решался вступать в спор и слушал молча, лишь изредка прибегая к шуткам: копировал меньшевистских лидеров, подражал их голосам, манерам, походке и, чтобы позлить Левана, брал похожую на пистолет зажигалку, прицеливался в незримых врагов и тут же пристреливал их. Такими шутками ему часто удавалось примирить друзей. Эти споры гимназических товарищей о политике не проходили зря. Они оставляли глубокий след в душе Корнелия и способствовали пробуждению его политического сознания.

Вано Махатадзе, Пето Натошвили, Мито Чикваидзе, Григория Цагуришвили, Бидзина Шарабидзе и Корнелия Мхеидзе называли неразлучными друзьями. Первая тройка жила политикой, вторая увлекалась искусством и литературой.

Григорий учился в грузинской гимназии. Он писал стихи и с пятого класса печатался уже в журналах и газетах, Бидзина был сведущ в литературе, неплохо рисовал, лепил и услаждал слух своих друзей бархатным баритоном. Корнелий же кроме литературы увлекался еще спортом. Он и Мито Чикваидзе ежедневно с шести до восьми часов ходили в спортивный зал — работать на снарядах. Григорий, Бидзина и Корнелий основали литературный кружок, в котором разбирали произведения грузинских, русских, европейских писателей, спорили. В этих спорах охотно принимали участие Вано, Мито и Пето.

Стихи Григория Цагуришвили вскоре стали все чаще и чаще появляться в газетах и журналах. Из-за них он совсем забросил занятия, неделями не появлялся в гимназии и в конце концов был исключен из восьмого класса. Правда, ему удалось упросить преподавателей условно выставить отметки за год и допустить его к экзаменам. На подготовку к каждому предмету давалось не более четырех-пяти дней. Тем не менее Григорий сумел так сдать экзамены, что в аттестате у него была только одна тройка, по трем предметам — четверки, а по остальным — пятерки.

Григорий происходил из бедной крестьянской семьи. Мать он потерял рано, а вскоре после этого ослеп отец. Сестра Григория вышла замуж, жила далеко и изредка присылала ему деньги. Григория постоянно угнетала какая-то тоска, он стал пить. Но причину этой тоски никто из окружающих не знал.