Лицом к лицу

Словно дивное видение запомнились на всю жизнь во всем своем величии и неповторимой красоте памятники и сооружения Северной Пальмиры: монумент — Ленин на броневике у Финляндского вокзала, Зимний дворец, знаменитый памятник Петру Первому на площади Декабристов, гранитные набережные, прославленный Невский проспект…

Корнелий и Иона подолгу осматривали ленинградские музеи, картинные галереи, мировую сокровищницу искусств — Эрмитаж. Часами простаивали они перед замечательными творениями зодчих — перед громадами зданий, перед дворцами и арками.

Накануне отъезда из Ленинграда они поднялись по винтовой лестнице на высокий купол Исаакиевского собора, и взору их представилась величественная панорама города.

Далеко за горизонтом виднелся залив — устье Невы, гладь взморья, залитая ослепительным золотым светом заходящего солнца…

Корнелий знал, что здесь, в старом Петербурге, приобщились к революционным идеям Герцена, Белинского, Чернышевского, Добролюбова многие грузины, что здесь начал свой путь писателя, мыслителя и глашатая национальной свободы Грузии Илья Чавчавадзе. Здесь утвердилась его вера в идею общности исторических судеб грузинского и русского народов.

В Москве, как и в Ленинграде, Корнелий увидел много нового. По-новому он стал понимать и великую освободительную борьбу, охватившую весь мир.

Вместе с братом Корнелий ездил в подмосковные деревни, в опытные хозяйства ботанической станции имени Тимирязева. Беседуя здесь с молодыми натуралистами, он вспомнил своего юного друга Агойя, уже оканчивавшего рабфак в Тифлисе.

Под впечатлением поездки в Москву и Ленинград Корнелий написал рассказ «На Неве». Огромный запас впечатлений, с которым он возвратился на родину, открывал перед ним широкое поле литературной деятельности. Она отодвинула теперь на второй план все то, что касалось только его личных интересов, дум и переживаний.

Возвратившись в Тифлис, Корнелий узнал, что Нино вышла замуж за Геннадия Кадагишвили. Внешне спокойно он выслушал эту новость.

— Что ж, — размышлял он, оставшись один, — она и не могла устроить свою жизнь по-иному… Старая история о возможном и близком, но… несбывшемся счастье…

Корнелий долго еще не мог забыть свою первую любовь, прощальный поцелуй Нино. Он жег его уста, сладко дурманил голову, будил какие-то смутные надежды…

Но новая жизнь, стремительный бег событий, новые встречи, новые люди заслонили собой, погасили воспоминания и смутные надежды прошлого.

Юность Корнелия кончилась. Началась пора зрелости.

ДОРОГА НА ПЕРЕВАЛ Послесловие

В творчестве Александра Николаевича Кутатели — одного из виднейших представителей современной грузинской литературы, — начиная с самых ранних стихотворений двадцатых годов и кончая романом «Лицом к лицу», создававшимся почти двадцать лет, нет произведений, замыслы которых не были бы тесно связаны с биографией писателя.

А. Кутатели — не художник неожиданных тем, всегда новых интересов, бурно увлекающийся различным жизненным материалом. Таланту писателя для плодотворного развития всегда была необходима только одна «почва», единственная атмосфера — грузинская действительность. Причем и в этой почве он рано избрал два «пласта» для многолетнего кропотливого исследования и описания: жизнь крестьянства и духовные искания интеллигенции. Эту часть действительности, ограничив себя и по времени действия (наиболее сильные художественные картины А. Кутатели посвятил жизни названных слоев грузинского общества в двадцатые годы), он и осваивал много лет, не раз возвращаясь к юношеским замыслам.

Во время одной из поездок на родину, в Верхнюю Имеретию, А. Кутатели написал стихотворение, в котором промелькнул тот образ, то счастливое уподобление, которое характеризует морально-творческую позицию писателя, пафос его деятельности.

Спокойных раздумий хранитель, безмолствовал лес Аджамети,
То просека вдруг промелькнет, то равнина вся в солнечном свете.
Уже за равниной Персати и горы-красавицы встали,
Дымятся далекие хаты, теснясь у реки Корисцхали.
Там ждут меня други, плакучие ивы с поклоном,
Там жаждут кувшины наполниться крепким вином благовонным…
У Дими-села нас приветствуют криком веселым ребята,
Такие, каким был и я на руках у родимой когда-то.
Упали завеса с былого, я детские вспомнил забавы.
А дуб запахнулся, что буркою, мохом — зеленым, как травы

(Перевод Ю. Верховского)