Лицом на ветер (СИ)

Он допил разбавленное вино из кубка и поднялся из-за стола, есть расхотелось. Выходит, у него даже от этой рабыни не будет своего ребёнка. Значит, так. Богам виднее. Ушёл к себе.

Часть 9

После этого несколько дней его ставили на ночные дежурства. Рианн оставалась одна по ночам, усиленно работала, хотя от ежемесячных недомоганий чувствовала сильную слабость больше обычного. Пожалуй, так плохо ей ещё не бывало. На улице приморозило. После дождя лужи чуть подмёрзли, а днями солнце пригревало, и под ногами стояла жуткая грязь.

Потом Марка перевели на дежурства в день, но возвращался он поздно вечерами уже потемну. Зимой дни были короткими, и буквально после обеда уже становилось сумеречно. При скудном свете жаровни и масляной лампы Рианн продолжала работать на станке. Даже продавая готовую ткань, она еле-еле умудрялась сводить концы с концами. Здесь, в римской крепости, всё стоило денег. Это в посёлке было своё молоко, хлеб, овощи, дрова, если повезёт на охоте, то и мясо, здесь же всё приходилось покупать. Когда уже кончится эта зима? Хоть не тратиться на уголь…

Рианн продёрнула уток и замерла, отдыхая. Свет горящей лампы был неровным и дрожал по беленым стенам. Уже ночь, устали глаза и спина, и пальцы плохо слушались её, а его ещё нет. Она поймала себя на мысли, что думает о нём, о римлянине. Сегодня он дежурил днём и уже давно должен был вернуться, а его всё нет. С утра опять шёл дождь со снегом, если он где-то там, то ему не позавидуешь. Ужин уже давно на столе, уже и хлеб и сыр, наверное, засохли.

Рианн поднялась, проверила лампу, подсыпала угля в жаровню. А если что-нибудь случилось с ним? Если он погибнет, что станет с ней? Её выкинут на улицу? Проплачивать аренду за этот угол она точно не сможет, сейчас за всё платит центурион, а потом? Что станет с ней? Куда она пойдёт? Чем станет жить? О, Фрейя…

Она вздохнула и поплотнее запахнула на себе короткий плащ. Снова вернулась к работе. Пальцы ловко справлялись со знакомой работой, можно даже и не глядеть, браслеты чуть звенели на запястьях. Ну где же он? Где? Он как-то предупреждал её, чем грозит ей его гибель. Так не должно быть! У неё никого в этой жизни не осталось, ни одного родного человека. Что ей делать? К кому пойти, если что? На что жить? Снова вздохнула. Замерла. «О, Донар, молю тебя, верни его…» Поймала себя на мысли, что молится за римлянина. О, боги, неужели она дожила до этого…

Стукнула дверь, и Рианн встрепенулась. Он! Бросилась помогать раздеваться. Мокрый, грязный, замёрзший. Положил шлем на скамью, стал снимать тяжёлый плащ. С одежды, с волос капала вода. Рианн развешала плащ по гвоздям на стене, чтобы просыхал, стала помогать расстёгивать ремни кирасы. У центуриона замёрзшие пальцы не слушались, и он, вздрагивая от холода, ждал, когда свенка поможет ему.

Рианн замерла, поглядев на дрожащие ладони. Кровь!

— Что случилось?

— Это не моя…

Осторожно кончиками пальцев Рианн помогла ему. Кровь! Откуда кровь у него на кирасе? Кровь… О, боги… Тошнота подкатывала к горлу, в голову лезло невесть что. Что могло случиться? Кого-то убили? Была какая-то стычка?

Она помогла ему снять кирасу и ушла на кухню, налила в бронзовый таз воды, у жаровни она даже успела нагреться. Долго отмывала руки от чужой крови. Не могла отделаться от дурных мыслей.

Раз он пришёл, значит, всё нормально. Значит, он жив. Ну и что, что взгляд его словно в себя, что губы поджаты, главное, что он жив.

Вышла. Римлянин уже переоделся в сухую тунику, вытирал полотенцем мокрую голову, рассеянно смотрел в сторону.

— Ужин на столе…

Так же рассеянно кивнул ей. Рианн ушла к себе. Раз всё нормально, можно ложиться спать. Разделась и забралась и забралась под одеяло. Холодно. Брр… Что же случилось? Разве поймёшь этих мужчин? Никогда ничего не расскажут.

Она уже засыпала, когда почувствовала, что под одеяло к ней забирается римлянин. Холодный. Ледяной. Сгрёб её, прижимая к себе, шептал:

— Какая тёплая… какая горячая… Юпитер, я так замёрз сегодня… так замёрз…

У Рианн перехватило дыхание, он не прикасался к ней уже, наверное, больше десяти дней, ещё до того, до её мнимой беременности.

Постаралась отстраниться от его тела.

— Не надо… прошу вас… нет…

Центурион глянул ей в глаза через упавшие на лоб мокрые волосы, произнёс упрямо, отделяя каждое слово:

— Мне надо, понимаешь? Мне надо… надо… очень надо…

В его голосе была такая жёсткость, что Рианн не смогла выдержать его взгляда, тяжело прикрыла глаза и отвернулась. Ну и пусть, раз ему надо… если он так хочет. Он такой пугал её. Как перечить ему?

И она сдалась его напору, как делала это и до этого раза, когда чувствовала, что сегодня он упрям и может применить силу. Может быть, частью себя она и сама хотела этого, потому что вошёл в неё он легко, без усилий, даже без обычной боли. Набросился глубокими сильными ударами до конца, аж дыхание перехватывало. Что могло у него случиться, если он выплёскивал всё это вот так, вот таким образом?