Люба, Яночка… и другие

Очередной скандал разгорелся совсем неожиданно. Люба ходила на репетиции еврейского театра при городской общине. В новом спектакле ей дали одну из главных ролей. Пьесу написал руководитель театра. Она посвящалась расстрелянным в городе евреям во время немецкой оккупации. До революции город считался еврейским. Более половины жителей были евреи. Это «объевреило», как говорил Гольдштейн старший, городскую жизнь и взаимоотношения между людьми. К началу войны в нем оставалось еще достаточно евреев, но многие из них перед приходом немцев эвакуировались вместе с заводами в Сибирь и Среднюю Азию. Почти все мужское население призывного возраста воевало на фронтах. Но были и такие, что не верили в жестокость немцев. Особенно старшее поколение. Помнили, как вели себя немцы в Первую мировую войну. Некоторые говорили: «Ай, бросьте нас пугать немцами. Это культурная нация. Вспомните, как они вели себя с гражданским населением в 1918 году». Не желая покидать свои дома и веря в эту сказку, в городе осталось более 15000 евреев – стариков и детей, которых в первые дни оккупации расстреляли. О судьбах этих обреченных рассказывала пьеса.

Любу трогала эта тема и потому, что знала – среди убиенных была почти вся семья отца. Она играла шестнадцатилетнюю школьницу, приехавшую на каникулы к дедушке и бабушке из Москвы, и не сумевшую вовремя эвакуироваться из города. В спектакле было занято много людей. В основном – члены общины. Участвовали и украинцы, и русские. Они с огромным удовольствием играли свои роли, искренне переживая за судьбу спектакля. Не хватало нескольких молодых ребят на роли полицаев, которые должны были арестовывать и расстреливать евреев. Люба решила попросить Олега сыграть одного из них. Он выслушал ее спокойно и тихо произнес: «Я не готов играть. Я готов это сделать сегодня!» Сказал, не объясняя, что он «готов сделать сегодня», и ушел на встречу с товарищами. Но Люба поняла, скорее, почувствовала то, чего боялась с самого начала отношений с Олегом – его ненависть к евреям.

Она заплакала. Не хватало воздуха. Вдруг вспомнился момент, которому тогда не придала особого значения, подумала, что ей послышалось. Когда Олег впервые привел Любу к себе домой и вышел на кухню приготовить кофе, она услышала еле уловимый разговор в другой комнате между его мамой и бабушкой: «А наша жидовочка красивая. Только не пара она нашему Олежке,– шептала бабушка. – Люди засмеют». Что ответила мать Олега, Люба не слышала. Она так волновалась, что подумала: «Да нет, не может быть. Мне просто показалось». Теперь она понимала, откуда растут корни заявления Олега.

И еще она вспомнила разговор с Олегом по поводу двух религий: христианства и иудаизма. Олег считал себя верующим человеком. Носил золотой крестик, подаренный при рождении бабушкой. Он иногда выборочно читал Библию и зачитывал целые абзацы Любе. Олег доказывал ей, что только христианство является истинной верой, а иудаизм – это «извращение человеческой низости».

– Евреи душили христиан с начала появления христианства, – с видом знатока говорил он. – Им нет за это прощения.

– А кем был Иисус Христос? – задавала вопрос Люба и хитро улыбнулась.

– Что значит кем? – искренне не понимал Олег.

– Он ведь тоже был евреем. И первые тысячи христиан были евреями, – улыбаясь, говорила она.

– Это вымысел. Ваши еврейские штучки. Он не мог быть евреем, – утверждал Олег.

Люба его не переубеждала. Эта затея казалась ей абсолютно бесполезной. Так сказала Олегу бабушка. Он ей безоговорочно верил и не желал слушать «глупости» молодой жены.

Иногда Олег заводил разговор о том, чтобы Люба приняла христианство. Тогда они смогут венчаться в церкви, как нормальные люди. Так хотела вся его семья. Но Люба даже слушать не желала. Не говорила и родителям о подобных разговорах. Прекрасно знала, какой была бы их реакция.

Её категоричные отказы раздражали Олега все больше и больше. Но он не оставлял надежду переубедить ее во благо общего счастливого будущего.

Люба ругала себя за то, что предложила Олегу участвовать в спектакле. Знала, – откажет. Но что он «хлестнет» ее так, не ожидала. Воздух перестал быть воздухом. Горячая масса ударила в лицо, застряла в горле. Стала душить, не давая вздохнуть. Мысли сгорали как мотыльки над огнем одна за другой. Плавились, заполняя голову стошиповой болью.

Она почувствовала эту боль во всем теле. Её трясло. Голова кружилась. Но сверлящая боль в животе испугала по-настоящему. Позвонила матери. Через десять минут они уже вызвали скорую помощь. А еще через час Любу забрали в больницу…

Её положили на сохранение. Если бы сразу не вызвали скорую помощь, был бы выкидыш.

Олег пришел только утром. Он был растерян, не понимая, что произошло. Она же не хотела его видеть. Олег смотрел на жену, то поднимая, то опуская глаза. Наконец выдавил: «Лучше бы у тебя был выкидыш».

Люба бросила молнию-взгляд на мужа и поняла, что все кончено с этим жалким человеком. Резко отвернулась и ушла в палату.

Заплакала только на кровати. Хорошо, что вокруг никого не было. Женщины отправились на обед.