Люба, Яночка… и другие

Через пять месяцев после рождения ребенка, Люба подала на развод. Олег не возражал и даже обрадовался. Их развели быстро по обоюдному согласию. Имущественных претензий не было. Не успели нажить ничего совместно. А то, что им подарили на свадьбу с обеих сторон, Олег забрал себе, когда Люба лежала на сохранении. Никто не возражал. Было стыдно и горько осознавать, что из-за такого человека умудрились испортить себе жизнь столько людей. Если бы кисть судьбы не смешала краски на палитре ее жизни, то все могло пойти по-другому и грязно-серое полотно сияло бы цветными красками. Этого, к огромному сожалению, не произошло.

Но появление «золотца», «мамочки», «хрусталика», «драгоценного бриллиантика» оправдывало все, скрашивая жизнь семьи Гольдштейн целомудренным цветом.

На алименты Люба не подавала. Не желала получать от «поддонка» никакой помощи. Надеялась только на себя и своих родителей. Это несказанно обрадовало вторую сторону, и они вычеркнули из собственной жизни «досадную ошибку молодости» единственного сына.

Прошло еще полтора года и Люба, проконсультировавшись с адвокатом, подала документы в суд на лишение Олега родительских прав. Попросила отца представлять ее в суде. Олег не соглашался на добровольный отказ от отцовства. За этим его решением стояли родители. Им было неловко перед знакомыми и даже родственниками, которые, в большинстве своем, не оправдывали их за такое отношение к ребенку.

Судья недоумевала:

– Как так могло случиться, что отец, бабушка и дедушка ни разу не видели ребенка?!

– Они не сообщили мне о рождении дочери? – оправдывался Олег.

– А почему кто-то должен сообщать мужу и будущему отцу, что его жена рожает в больнице? Вы были в разводе? – продолжала судья.

– Нет, я не жил с ней, – тихо отвечал Олег.

– Вы бросили жену, когда она находилась на сохранении в больнице?

– Да, но…

– Вам не кажется, что такой поступок нельзя оправдать ничем? – голос судьи был холоден и тверд.

Олег молчал, а судья продолжала:

– Почему Вы ни разу не посетили ребенка?

– Я не хотел с ними встречаться. Если бы мне принесли ребенка домой, я бы с ним поигрался, – его голос звучал с нотками обиды и уверенности в своей правоте.

– Вы считаете, что Вам должны были приносить ребенка домой. Понятно. А Вы купили ребенку хоть одну игрушку?

– Нет, меня никто об этом не просил.

– Понятно. Вы не хотите, что бы Вас лишили родительских прав?

– Нет.

– Почему?

– Перед людьми неудобно.

– Вы готовы принимать участие в воспитании дочери?

– Да.

– Каким образом? Вы можете помогать материально?

– Нет. Я не работаю. Я учусь.

– А как Вы собираетесь участвовать в воспитании дочери?

– Мне принесут ее домой, я с ней поиграю.

– Понятно.

Вопрос о лишении Олега родительских прав был решен.

Родители Олега возмутились решением судьи и грозили обратиться в суд высшей инстанции. Но так ничего и не сделали. Разыграв очередной спектакль перед знакомыми, они быстро успокоились и вздохнули с облегчением. Сын свободен и чист перед будущими браками. Чего еще можно пожелать в данной ситуации?

15

Саша приходил каждый день. На работу, на прогулку в парке. Он возникал неожиданно, без предупреждения. Приносил Любе цветы, а Яночке шоколадки. Она не хотела принимать подарки. Чего нельзя было сказать о ребенке. Яночка с удовольствием брала сладости и спрашивала, когда Саша еще придет. Он смеялся и обещал ей «постоянную доставку сладких сюрпризов».

Они говорили на различные темы. Люба рассказывала о своем недалеком прошлом, а он внимательно слушал и чаще молчал. О себе Саша практически ничего не говорил. Не хотел вспоминать что-либо, мало-мальски связанное с Викой. Иногда рассказывал о своем детстве, друзьях, родителях.

Говорили об истории Израиля. Спорили об отношении государства к новым репатриантам. Читали одни и те же книги, обмениваясь ими, друг с другом. Особую остроту приобретали их разговоры об арабах. Люба была ярой сионисткой со всеми вытекающими из этого мыслями и суждениями. Саша к политике был совершенно равнодушен. Его мало волновали арабы как израильские, так и живущие на территориях. «Если полезут, надо убивать, не рассуждая о гуманности, – утверждал он. – Больше с ними не о чем говорить». В мирные периоды они ему не мешали, и он не желал о них ничего слышать.

Сашу больше волновали вопросы собственного трудоустройства. По вечерам и ночам он по-прежнему продолжал работать в ночном клубе охранником. Это не устраивало его, ни морально, ни материально. Но он не терял надежду и постоянно проходил интервью в различных фирмах.

Однажды он пришел и радостно сказал:

– Меня приняли. Я буду работать программистом в достаточно солидной фирме. Пока с испытательным сроком на три месяца.

Вот видишь, я же тебе говорила, что в твоей жизни начинается новая страничка, – искренне обрадовалась Люба.