Люба, Яночка… и другие

Иногда к Инне приходили друзья и подруги – её одногруппники по университету. Комната наполнялась особым молодежным шумом. Студенты, можно только позавидовать. Все служили в армии: девочки и парни. Тем для общения было достаточно. Они спорили между собой, пили пиво и целовались. Люба понимала их и не осуждала. Приходилось тихо сидеть в своей комнате или выходить с ребенком на улицу гулять. Друзья Инны приглашали Любу в свою компанию, но она отказывалась. Чувствовала себя чужой. Особенно докучал высокий смуглый парень по имени Тамир. Его голова была тщательно выбрита и отсвечивала любые источники света. Говорил он быстро, глотая слова. Люба со своим знанием языка и без того плохо его понимала. А скороговорка Тамира приводила в еще большее замешательство. Она, многозначительно улыбаясь, молча, скрывалась в своей комнате.

Прошел год с момента ее репатриации в Израиль, а жизнь никак не налаживалась. Друзьями и подругами не обзавелась. Разве что общалась с мамами в парке, когда «выгуливала» Яночку. Никому не рассказывала о своей жизни. Не хотела «охов» и «ахов» неискреннего сочувствия. Иногда казалось, что глупо вела себя. Прерывала откровения «парковских подруг», так как рассказы о чужих семейных проблемах только раздражали ее. Оголяли собственные. Становилось еще хуже.

Полгода назад устроилась на несколько часов убирать в утренние часы в магазине. Янку отводила в садик и пару часов работала «по-черному». Платили почти вполовину меньше, но за каждый день наличными. Всегда можно было купить маленькую безделушку ребенку и дешевую конфетку. Это унижало и угнетало. Она ведь дома закончила четыре курса университета. Оставался еще один. Но…

2

Лето после окончания школы было насыщено необычным чувством ожидания. В июне Люба проходила отбор на учебу в Тель-авивский университет. Приезжала комиссия из Израиля. Будущие студенты должны были уехать по программе Сохнута на подготовительные курсы. Тесты, собеседования с психологами прошли гладко. Оставалось только получить ответ, кто прошел, а кто нет. Родители были настроены по-разному. Отец стремился к тому, чтобы единственная дочь получила образование за границей, а мать не очень хотела отпускать Любу в чужую страну. Втайне, она желала, чтобы пришел из Израиля отрицательный ответ. Это было бы для нее успокоением. Но виду не подавала. Только Любе все время предлагала пойти в местный университет и посмотреть, как там проходит учеба, какие специальности можно получить, какие условия приема. Мать не могла смириться, что ее «красавица-дочь» покинет родное гнездышко и вылетит в самостоятельный полет. Люба действительно была хороша собой. И понимала

это прекрасно. Толстая длинная коса являлась предметом особой гордости. За ней следили всем домом: расчесывали, мыли приятными питательными шампунями, заплетали с особой аккуратностью. Но не только коса привлекала к Любе внимание окружающих. Тоненькая фигурка, украшенная вполне созревшими девичьими прелестями, венчалась красивой головкой с точеными чертами лица. Природа их расположила до удивления удачно, продумав, как видно, все до мелочей. В ее чертах блуждали еле уловимые следы отца и, в большей степени, матери. А в целом, она была похожа сама на себя или на кого-то из необозримого прошлого двух родительских семей. Отец и мать отстаивали свое право на генетическое прошлое. Но никто не был категоричен и не лишал другого права на пальму первенства, втайне осознавая свою правоту.

В конце июля отец уехал в командировку. Атаки матери на Любу усилились.

– Доченька, я сегодня говорила с Алискиной мамой. Валя сказала, что Алиса и Вита сдали документы на платное отделение нашего университета. Будут экономистами. Сегодня это престижно. Я, правда, не очень верю в этот так называемый «украинский капитализм», но любой экономике необходимы хорошие специалисты.

– Мама, я все знаю. Зачем ты мне об этом говоришь?

– Почему ты во всем ищешь двойной смысл? – рассердилась мать.

– У тебя, мама, просто так ничего не бывает, – спокойно ответила Люба. – Если бы ты знала всю правду, то не говорила бы так.

Девочки не были в восторге от собственного выбора и радовались, что хоть Любе удастся пожить за границей и там получить высшее образование.

– Любаша, как здорово, что ты вырываешься из нашего нищего болота хоть на несколько лет. Вернешься заморским специалистом и не посмотришь на нас, убогих, – шутили они.

Никому и в голову не могло прийти, что она захочет остаться жить там навсегда. Но Люба твердо знала, если поедет на учебу в Израиль, то там и будет строить свою будущую жизнь.

Мать пускала в ход «тяжелую артиллерию». Она говорила:

– Бабушка больна и слаба. Ты же понимаешь, что мы не сможем поехать к тебе в ближайшие годы. Придется одной выживать. Сможешь?

Темы «любимой бабушки» и «вынужденного одиночества» не очень действовали на Любу. И вдруг у мамы появился неоспоримый аргумент: