Любава

— Отец Илия! — подпрыгнул прораб, тут же забывая о предмете спора. — Благословите! Хорошо, что вы в обычном, мы труп нашли! — выпалил он на одном дыхании и вопросительно уставился на священника. — Смотреть пойдете?

— Пойдем посмотрим, Александр Николаевич, да я в город поеду, нужно в полицию и в епархию сообщить, чтобы комиссию прислали, — задумчиво говорил Илия, направляясь к большому пролому в полу.

— А полицию-то зачем? — удивился прораб. — Труп-то древний совсем.

— Так положено, — вздохнул священник.

Спустившись по сколоченной наспех лестнице в подвальное помещение, Илия включил фонарик на телефоне и огляделся. Подвал был хороший, надежный, каменный, глубокий и даже сейчас сухой. Правее от пролома возвышалась каменная стена, прямо перед ним валялись обломки рухнувшего потолочного перекрытия, дальше луч не доставал, а позади — куча грунта вперемешку с камнями и торчавшими из нее обломками бревен. У правой стены, чуть дальше от пролома вглубь, были навалены довольно крупные камни.

— Вот здесь дверь, — проговорил спустившийся вслед за ним прораб и посветил на кучку камней, действительно подпиравших собою деревянную, даже на вид очень крепкую дверь с вмятинами от ударов. — Она наружу открывается.

— А камнями зачем снова завалили? — спросил Илия, подходя и проводя рукой по древнему дереву.

— А чтоб не влез никто чересчур любопытный, — проворчал прораб, и показал рабочим на камни. — Проход разберите.

Рабочие быстро разобрали сложенные камни, и, ловко приподняв дверь монтировкой, открыли ее.

— Петли поржавели, ослабли, дверь опустилась. Пока не приподнимешь, фиг откроется, — пояснил действия рабочих прораб. — Мы их, конечно, смазали, да и подтянут ребята попозже, легко открываться станет. А пока так.

Илия посветил в открывшуюся нишу. В средних размеров комнатушке стоял деревянный стол, рядом с ним табурет, еще один валялся сбоку от двери. На столе были аккуратно сложены книги, лежала толстая открытая тетрадь в кожаной обложке. Что-то Илии не понравилось в той тетради. Наклонившись ближе и направив свет фонарика на покрытую толстым слоем пыли тетрадь, священник заметил, что из нее вырваны листы, а края и обложка словно изжеваны. Смахнув пыль на пол, он снова вгляделся в странные повреждения. Так и есть, следы зубов. Кто-то пытался жевать обложку тетради и ее страницы. Проведя по отметинам пальцем, он стер с них остатки пыли и сделал снимок на телефон.

На полу тоже обнаружились книги, явно уроненные или сброшенные со стеллажа, стоявшего сбоку от стола. На полу же валялась и дощечка, обгоревшая с двух сторон. Особенно сильно обгорел угол. Нахмурившись, Илия аккуратно сдул с нее пыль. Там, куда пришелся основной поток дыхания, на дощечке начало проступать изображение.

— Неужели… — у Илии перехватило дыхание от понимания, какую ценность он может сейчас держать в руках.

Аккуратно положив дощечку на стол, священник стянул с себя футболку, не рискуя дотрагиваться до изображения руками, и аккуратно, едва касаясь тканью дощечки, принялся смахивать с нее пыль. Вскоре на ней проступили слабые очертания нимба и того, что когда-то было на ней нарисовано.

Дрожащими руками держал он благодатную икону, которой было уже более пяти веков, прошедшую испытания долгим путешествием, пожаром, осознанным уничтожением и взрывом. Боясь, что еще одного испытания она может не пережить, Илия бережно, едва касаясь, предварительно сфотографировав ее, завернул сокровище в свою футболку и аккуратно уложил на стол, убедившись, что упасть оттуда она не сможет.

Уже не обращая внимания на рассыпанную в дальнем углу утварь, он направился туда, где его ждали прораб и рабочие, не смея отвлекать от его исследований. Подойдя, священник направил луч фонарика на темную кучку на полу.

Под толстым слоем пыли лежало тело ребенка. В свете фонаря из-под слоя налета тускло блеснули серые, седые волосы. Куски истлевшего платья кусками сползли с тела, обнажив потемневшую от времени кожу. Ребенок явно был девочкой, лет пяти-шести, не больше — слишком маленьким было тельце. Она лежала на боку, свернувшись в позу эмбриона, подтянув остренькие колени к груди. Руки были сдвинуты, словно она что-то обнимала. Длинные, спутанные в клубок нечёсаные волосы откинуты назад, острый носик упирается во что-то, что девочка крепко прижимает к себе. Глаза у ребенка закрыты, потемневшая кожа обтягивает скулы. Убрать грязь и пыль, одеть в платьице — и никто не скажет, что девочка пролежала в подвале взорванного храма почти сто лет.

Илия вздохнул и наклонился еще ближе к тельцу ребенка. Назвать его мумией не поворачивался язык — слишком хорошо сохранилось тело. Священнику очень хотелось рассмотреть, что сжимает девочка в руках. Но пыль, скопившаяся за целый век, надежно хранила тайны. Дотрагиваться до тела Илия не рискнул — слишком хрупким оно могло оказаться, и рассыпаться прахом даже от легчайшего к нему прикосновения.