Любава

Сделав несколько снимков тела, Илия вдруг заметил отражение от вспышки, блеск чего-то возле девочки. Наклонившись, и стараясь не задеть ребенка даже вскользь, он начал водить фонариком в том месте, где блеснуло. Вскоре он снова уловил тусклый отблеск. Пошарив на полу в опасной близости от тела, боясь даже дышать, он нащупал что-то пальцами. Ухватив это, священник посветил на свою находку.

На его ладони лежал довольно крупный серебряный крестик тонкой работы. Видно было, что крестик делался под заказ искусным ювелиром. Все грани его, словно кружевом, были оплетены тончайшей серебряной нитью, крест обвивала лоза, капли крови Иисуса Христа, стекавшие на его лицо, выполнены из крошечных рубинов. То, что сейчас лежало на его ладони, было настоящим произведением искусства. Серебро, конечно, потемнело — то ли от ношения, то ли от долгого лежания возле тела, но крест был абсолютно цел. Священник подумал, что обломилась дужка, но и она оказалась цела. Видимо, веревочка, на которой девочка носила крестик, попросту истлела, и он упал с тонкой шейки на пол возле нее.

Не рискнув оставлять находку возле тела, Илия убрал его в чехол телефона и продолжил фотографировать девочку.

Выбравшись на свет Божий, Илия отнес благодатную икону в часовню, и аккуратно уложил на небольшой столик, не разворачивая, чтобы она не пострадала от солнечного света. Выйдя из часовни, он отправился к людям, толпившимся на поляне в его ожидании. К рабочим и деревенским прибавились и прихожане из соседних деревень. Степановна с компанией свою задачу выполняли четко — возле котлована не было ни одного человека. Рассказав о найденном ребенке и строго запретив даже приближаться к котловану, так как тело может рассыпаться в прах даже от малейшего дуновения воздуха, Илия сообщил, что вечерняя служба отменяется в связи с тем, что ему необходимо немедленно ехать в город, чтобы сообщить о находке, извинился и отправился к себе, успев подумать, насколько комично он сейчас выглядит: священник в перепачканных джинсах, ужасно грязной ветровке, наброшенной на голое тело, в кроссовках, с невероятно грязными руками и вековой паутиной на всклокоченной бороде и торчащей лохмами шевелюре. Разводы грязи были и на лице, как он вскоре выяснил, взглянув на себя в зеркало.

Приведя себя в порядок и переодевшись в облачение, Илия, краем сознания отметив, что корзинка стоит уже на полу пустая, а на столе что-то заботливо накрыто полотенцем, выскочил за порог и отправился в город, прихватив с собой и прораба.

Вернулся священник домой уже по темноте. Привычно засветил керосиновую лампу и поставил ее на стол. Переодевшись, поежился от весеннего холодного ветерка, дувшего в открытое окно. Нахмурившись, он закрыл окно и подошел к столу.

Сняв полотенце, Илия усмехнулся: вот бабульки! А ведь как правдоподобно вид делают, что боятся зайти к нему! А тут и зашли, и стол накрыли, и… поели? В глубокой миске перед ним была давно застывшая манная каша. Илия любил такую. Полить ее кисельком, и за уши не оттянешь! И баба Маня уже успела приметить, что он любит, и приносила ему именно такую кашку: густую, из погребка, холодненькую и застывшую. И кисель варить ради него стала — ни она, ни Петрович кисель не ели, а он спросил однажды. Вот и варила.

И все бы хорошо, вот только каши в миске было меньше половины, а киселя в бутылке с широким горлом, в которую заботливая старушка всегда его наливала, и вовсе на дне осталось. Борщ, налитый в банку, был цел, картофельное пюре чуть отъедено, а вот от куриной ножки остался только след на пюре.

— Какая интересная у меня завелась кошка… — пробормотал Илия, глядя на нетронутое блюдечко с молоком, стоявшее возле печи. — Ничего не понимаю…

Уже засыпая, Илия вдруг встрепенулся: когда заходил днем за телефоном, корзина стояла на стуле, а на столе… да, что-то стояло, но немного, и не накрытое! После подвала заходил привести себя в порядок — корзина уже была на полу, а на столе все выставлено, словно его уже ждали. Но в доме никого не было! Это абсолютно точно. И он ясно помнил, что погода на улице была пасмурная, и, опасаясь дождя, да и прохладно было, окно было весь день закрыто! А сейчас в доме тепло, значит, окно открыто было совсем недолго, и тепло не успело выветриться. Но все, все деревенские были возле котлована! Ну кто? Кто?

Утром на руины прибыла комиссия из епархии вместе с полицией и органами судмедэкспертизы. Котлован оцепили красно-белой лентой, наверху установили генератор, запитали от него осветительные лампы и какие-то только им понятные приборы. Подвал был освещен, как днем. Прибывший архиепископ, увидев своими глазами тело девочки, лично контролировал, чтобы его не повредили. Отправив своего помощника за специальным саркофагом, он тщательно следил за первичным процессом очищения тела от скопившейся вековой пыли. Когда тело немного очистили, стало понятно, что в руках у девочки кукла, причем не самодельная, какие были у крестьян, а явно дорогая, с фарфоровой головой, руками и ногами, и с натуральными волосами.