Он собрал бинт и кусочки пластыря, затем подскочил и умчался в конец коридора, прочь из поля моего зрения. Хлопок двери был последним, что я услышал, прежде чем в доме воцарилась тишина. Мои мысли разбегались от того, что произошло, и я тут же почувствовал себя придурком. Если он в детстве страдал от тяжёлого насилия — сексуального насилия, среди всего прочего — конечно, с физической близостью будет сложно.
Прождав достаточно долго, чтобы исключить то, что он выйдет, я встал, оставил наши остывающие напитки на столе и пошёл за ним. Возможно, мне стоило уйти, но я не мог отделаться от необходимости убедиться, что он в порядке, и дать ему знать, что я никогда в жизни не буду давить на него. Поцелуй был ошибкой, и мне нужно было, чтобы он знал, что этого больше не произойдёт.
Дверь в комнату Рейна была закрыта, и вторая дверь дальше по коридору открывала вход в другую спальню, но там было темно. Через коридор находилась третья дверь, которая была закрыта. Из-под неё горел свет, говоря мне, где я найду Орина.
Я легко постучал и стал ждать. Никакого ответа. Постучав ещё раз, я добавил:
— Пожалуйста, поговори со мной, Орин. Мне не следовало этого делать. Это я должен извиниться.
Целую минуту спустя, когда я собирался сдаться и оставить его в покое, дверь приоткрылась. Дюйм за дюймом, открылась ванная вместе с Орином, который держал в руках аптечку.
— Можешь помочь мне это перемотать, пожалуйста? Это с-сложно.
Он сделал шаг назад, приглашая меня зайти, и я с опаской подошёл ближе.
— Конечно.
Он протянул мне аптечку и сел на закрытую крышку унитаза. Комната была маленькой, и край ванны был достаточно близко, чтобы я присел на него для работы. Орин не смотрел на меня и следил взглядом за тем, что я делал. Пока я отрезал кусок марлевой повязки, чтобы закрыть его рану, до моих ушей донёсся его тихий голос.
— Никто никогда не был со мной так добр, как ты. У меня н-никогда раньше даже не было друга. Я слишком отличаюсь от большинства людей. Слишком непредсказуемый. Я не всегда я, и прямо сейчас я определённо не контролирую, кто впереди, а кто нет, — он раздражённо выдохнул. — Вон, ты… Ты мне тоже нравишься. Но я не могу дать тебе того, что ты хочешь.
Я отрезал кусок пластыря и посмотрел на Орина, прежде чем приклеить пластырь вдоль куска марли.
— Ты не знаешь, чего я хочу.
Он издал звук, напоминающий натянутый смешок.
— Ты симпатичный парень и, наверное, хочешь с кем-то этих идеальных отношений. Которые включают в себя… ты знаешь… — он заёрзал и опустил голову ещё ниже, чтобы я не видел его лица. — То, что делают в отношениях нормальные люди, — пробормотал он.
Я легко мог догадаться, что он подразумевает под этими «нормальными отношениями».
— Можно, я объясню тебе кое-что обо мне?
Я приклеил ещё один кусочек пластыря и ждал его ответа. Он кивнул, но не поднимал голову. Так что я закрепил последние два кусочка пластыря, убеждаясь, что повязка закреплена прочно, и опустил рукав его майки, прежде чем взять его за подбородок и поднять его голову.
Как только его взгляд встретился с моим, я убрал руку, чувствуя, какую тревогу вызывает это прикосновение.
— Ты постоянно говоришь мне, что не похож на других людей, и вижу это и понимаю единственным способом, которым могу. Я очень стараюсь учиться. Но
— Эван дразнит меня и говорит, что я ищу мистера Идеальность, но он ошибается. Я просто ищу кого-то, кто понимает меня и видит вещи так, как вижу я. Кого-то, кто ценит мелочи, а не узко мыслит об одном. Кого-то с добрым сердцем. Таких людей всё меньше и меньше. Но ты такой, и это мне в тебе нравится. Я никогда не попрошу тебя пойти на что-то, от чего тебе некомфортно. Если такое моё признание в чувствах к тебе было ошибкой, мне жаль. Полагаю, теперь ты знаешь, что я чувствую, но я буду более чем счастлив быть с тобой рядом как друг, если ты хочешь только этого.
Пока я говорил, он нашёл зубами свою нижнюю губу и беспощадно её жевал. Неуверенность в его глазах причиняла боль, но я даже не мог представить себя на его месте.
— Я хотел бы, чтобы было что-то большее, — наконец сказал он.
— Это невозможно?