Люби навсегда

Идет французский фильм. Смотри не опоздай.
В Москве тбилисский гость. Ты и его проведай.
Прощается Апрель. Сулит премьеры Май.
Спеши. И каждый день считай своей победой.

Я фильмы прозевал. Я медленней живу.
Коротких встреч с тобой листаю я страницы.
Тебе не до меня. Бреду через Москву
И верю: о тебе опять мне сон приснится.

Ты дома, иль в гостях, иль снова входишь в зал,
Где через пять минут угаснут искры люстры.
…А то, что я вчера тебе не досказал, —
Ведь это только жизнь… а ты живешь искусством.

Но будет час, когда сквозь призрачный экран,
Сквозь зыбкость миражей
                                      изображенной страсти
Проступят раны строк, проступят строки ран.
Последней в этот раз ты не досмотришь части.

И осенит тебя «помилуй и спаси»!..
Но в страшный миг, когда такое произносят,
Троллейбусы полны и не найдешь такси.
Трамвай, хотя б трамвай!.. Но где-то черти носят!

Не новый вариант. Он был во все века.
– Что я наделала!.. —
                           …И, если ехать прямо,
В ловушку попадешь наверняка:
Ворота раскрывает мелодрама.

…Но мы затормозим на всем скаку.
И смерть мою опередим минуты на три.
Не кайся. Не вгоняй себя в тоску.
Не суетись. Сиди себе в театре…

«…Она обманула. А я простоял под дождем…»

…Она обманула. А я простоял под дождем…
Влюбленные люди, чего мы от женщины ждем?

Едва лишь узнает, что кто-то надежно влюблен,
И чуткость срывается с рельсов, летит под уклон.

И дружеской ласки легко обрывается нить.
Уже не захочет в обещанный срок позвонить.

Хоть взвой по-собачьи,
                              хоть по-человечьи заплачь,
Но в ней просыпается средневековый палач.

И знает она, что нельзя так, нельзя так, нельзя.
И чуткость придет на секунду,
                                        всем зверствам грозя.

Но только заслышит,
                    как молит мужской наш народ, —
Презрительно взглянет,
                              холодным ехидством убьет.

Что хочешь – разбейся,
                              состарься иль даже умри, —
Но с нею, как нищий восторженный, не говори.

Собрат по мученьям,
                           влюбленный родной человек!
Любви не поможет грядущий
                                            сверхатомный век.

Хоть женская воля врезается в космос уже,
Орудия пытки у женщины те же в душе,

Что были в ходу у далеких, забытых эпох…
И женскую душу ничто не застигнет врасплох.

Она не предаст первобытное дело свое,
Страдаю, но славлю величие пыток ее!

«Пересмотру закон не подвержен…»