Она чувствовала его судорожное дыхание и жадно проводила языком по каждому кусочку дрожащей кожи, а потом захватывала трепещущую плоть губами. До ушей донеслось тихое постанывание. Даня не заметила, как ее правая рука отпустила тонкое запястье Якова и перебралась на его грудь. До чего же нежная у него была кожа! Могло показаться, что девичья ладонь обрела волю и действует самостоятельно, ловя особое наслаждение от кратковременных ощущений. И явно жаждет продлить их. Неспроста же Данина рука снова и снова скользила по груди Якова – вверх и вниз, по диагонали, в бок и по кругу, вырисовывая замысловатый лабиринт из невидимых линий. Гладкая кожа от ее прикосновений теряла внутреннюю прохладу и обретала тепло.
Перебравшись чуть пониже, Даня все же царапнула зубами одну из торчащих ключиц и, прижавшись щекой к плечу Якова, скосила глаза и уставилась на собственную руку, беспорядочно бродящую по его телу.
Как же хотелось добраться сразу до всего! Коснуться повсюду и одновременно дотянуться везде. Это была особая растерянность – ненасытная и дурманящая. Ее ладонь оглаживала его живот, проводила по талии и вновь добиралась до груди. Настойчивые касания должны были стереть след предыдущих покушений на это тело. Память о прошлых нарушителях исчезнет под напористостью ее ласк.
Даня, чуть передвинувшись, окончательно прилегла на Якова, положив голову ему на плечо. Мысль о том, тяжело ли ему было, ее не особо озаботила. Тем более так получилось полностью обездвижить одну из его рук.
Ладонь поднялась по гладкой трепещущей поверхности и на мгновение задержалась на середине его груди. Эта часть виделась особенно интересной. До сих пор Даня избегала этих заманчивых местечек, умышленно очерчивая линии касаний вокруг и избегая главного. Мужские соски не особо реагируют на прикосновения. Втройне любопытно было попробовать дотронуться до того, кто так чувственно отзывался на нежность при касании даже тех мест, которые обычно не обладали особой чувствительностью.
Даня накрыла ладонью дальний бледно-розовый кругляш и поводила из стороны в сторону, потирая нежный кусочек плоти. Яков встрепенулся. До слуха донеслось что-то приглушенное. Сжал губы? Девушка передвинула голову и уставилась на него.
«Отвернулся!»
Яков и правда повернул голову так, чтобы она не видела его лица.
«Неприятно?..»
Раздвинув до упора пальцы, девушка аккуратно передвинула руку так, чтобы сосок оказался между ее указательным и средним пальцем, а потом резко сжала.
Яков дернулся. Грудь заходила ходуном. Пальцы его руки, свободной от Даниного пленения, сжались в кулак, а сам кулак затрясся как в лихорадке.
«Ему неприятно. – Даня, не удержавшись, потерлась щекой о его плечо. – Ему плохо…»
Однако сожаление недолго продержалось на позиции. Очень скоро злость вернулась к управлению разумом и телом. Даня нашла взглядом уроненный чупа-чупс – тот торчал из складок одеяла в стороне. Протянула руку и облизнула его – до влажного блеска.
А потом провела леденцом линию вокруг умученного соска. И потерла сверху.
Реакция! Даня ощутила, как Яков резко поворачивает голову, и увидела, как его кулак сжимается еще сильнее. Почувствовала, как взлетают волосы на макушке от его тяжелого дыхания. Но больше не стала проверять, какое же выражение приняло его лицо на этот раз.
Она уже знала, что неприятна Якову. Ее прикосновения и ее присутствие. Тогда прежде, чем все закончится, Даня возьмет хотя бы немножко от того, что ей безумно хотелось.
Больше не заботясь об удержании его рук, Даня приподнялась и качнулась назад, чтобы расположиться точно над вздымающейся грудью Якова. Уронив леденец, девушка накрепко вцепилась в его тело чуть пониже подмышек и накрыла губами поблескивающую от сладкой влаги плоть соска.
Вишневая сладость.
Зубы прошлись по коже вокруг, а затем и язык. И все сомкнулось на нежной серединке.
Стоны – это тоже особого рода искусство. Музыка необычайного содержания.
Не у всех получается стонать красиво. Однако тот, кто издавал стоны, будоражащие слух девушки, делал это необычайно красиво. Хотелось слушать, запомнить, продолжить.
Даня прикрыла глаза, прошлась губами рядышком и сосредоточилась на движении собственной руки, поползшей по обнаженной бархатистой коже вниз. Нечто дразнящее внутри туманного сознания подсказывало, что это способно продлить сладкое звучание стонов, которыми она так отчаянно заслушивалась.
Вот напрягшаяся упругость живота, ямочка пупка, а ниже… плотная полоска начала жестковатой ткани, сильно контрастирующая с нежностью оголенной кожи.
Мешается. Препятствие.
Убрать.
Даня слизнула остатки вишневой влаги с груди Якова и одним махом перебралась ко второму соску. Не глядя, вслепую. Будто точно знала, в каком направлении атаковать.
В это время пальцы ловко расправлялись с раздражающим препятствием. Маленькая пуговка сдалась без боя. Молния с замочком обожгли холодом, но сразу же уступили напору.
Даня и сама уже трепетала. Внутри все порхало и кружилось. Чистое удовольствие. Новое удовольствие.