Будучи в клинике, я болтаю с Лизой, доброй медсестрой, которая изо всех сил старается, чтобы пациентам было комфортно. Но в ее глазах боль. Ее сын умер от передозировки героином несколько месяцев назад. Я даже не могу представить себе ее страдания. Они были бы похожи на лесной пожар по сравнению с моей зажженной спичкой. Но это также напоминает мне кое-что: все знают, что такое боль. Она может прийти в разных формах или в разное время. Но она приходит. Это фундаментальная часть человеческого опыта.
Боль не делает меня уникальным. Она делает меня человеком. И, что бы я ни испытал, я в этом не одинок. Многие прошли через это до меня.
Удивляясь самому себе, я рассказываю ей о том, через что мне пришлось пройти. Даже о фантазиях о пистолете моего друга. Она втягивает воздух, показывает мне свою руку: мурашки по коже.
«Меня там больше нет, – говорю я ей. – Эти мысли прошли».
Она долго и крепко обнимает меня.
Возможно, суицидальные мысли ничем не отличаются от аддикции. Вы можете оставить ее позади, но, если наткнетесь на мусорный контейнер, полный наркотиков, искушение поднимет голову.
Решение состоит в том, чтобы создать новые борозды, настолько мощные, что даже если старые паттерны объявляются, они уже не имеют прежней силы над нами. Они не длятся долго. А новые борозды не позволят воткнуть эту чертову иглу.
Я провожу время с Барб, менеджером клиники Мэтта. Она мудрая женщина, перенесшая пересадку нескольких органов и опровергшая все предсказания врачей, твердивших, что для нее уже невозможно жить активной и здоровой жизнью. Она также практикует цигун и предлагает мне сеанс. Я соглашаюсь.
Тот, кто любит себя, принимает предложенную помощь.
Я лежу на массажном столе, пока она работает со мной. Закрываю глаза и уплываю прочь. Где-то в промежутке между сном и бодрствованием я чувствую, что как будто умер и иду навстречу Богу. Бог – яркий свет в огромном и пустом пространстве. Я подхожу ближе.
«Ну, и как была жизнь?» – спрашивает Бог.
«Хороша, – говорю я. Потом – Спасибо». Я серьезно.
«Недостаточно хороша», – говорит Бог.
Свет превращается в сияющую кирпичную стену, тянущуюся до самого неба, не пускающую меня дальше.
«Иди и живи великой жизнью», – говорит Бог.
Сны могут пролить свет на то, насколько глубока кроличья нора. После того как из-под меня выдернули ковер, мне приснился первый в жизни ночной кошмар. Меня пытал неизвестный палач, а люди стояли вокруг и смотрели. Я проснулся, громко крича: «Как это могло случиться?»
Если бы я сочинил эту историю, то назвал бы сон слишком драматичным.
«Не-а, – сказал бы я себе, редактируя текст, – определенно, штамп».
Но ваше подсознание встречает вас там, где вы находитесь.
Раньше я гордился тем, что мне никогда не снились кошмары. Вот тебе на. Похоже, у каждого есть точка, где их безопасность защелкивается. Моей было разбитое сердце.
Но даже в этой паутине есть золотые нити. Я любил ее. Я действительно любил ее. Однажды сказал ей: «Я не просто люблю тебя сегодня. Я буду любить тебя через тридцать лет от сегодняшнего дня». Гордился тем, что я мужчина, который может так глубоко любить свою женщину.
Я медленно просыпаюсь и говорю Барб, что умер во сне.
«Тогда это ваше второе рождение», – говорит она.
Сны могут показать, что вы падаете. Но также они указывают, когда вы на пути наверх.
Ночь. Я сижу в темной гостиной и смотрю в окно. Окленд сверкает на другом берегу залива. Почти каждую ночь мимо проплывают контейнеровозы, освещенные, как рождественские елки. Сегодня движения нет.
Я кладу руку на сердце и тихо говорю себе: «Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя». Я, конечно, говорю сам с собой, просто обращаюсь к более молодой версии себя. Давным-давно я проделал упражнение, представив, как возвращаюсь к ребенку, которого обижали. По одной из версий, я спас его и оторвал голову обидчику. В прямом смысле. В другой подошел к ребенку, который прятался от стыда, обнял и пообещал, что буду защищать его.
Я перепробовал разные версии, но в каждой из них я становился человеком, который возвращался, чтобы спасти ребенка. В сущности, напоминая ему: «Я у тебя есть. И никому не позволю обидеть тебя». Я сделал это с другими частями моего детства, другими воспоминаниями. Подобные упражнения помогают. Но я узнал, что они не исправляют все за один раз и навсегда. Психика – слишком тонкий инструмент.
Есть кое-что, что мне нужно сделать, но я все откладываю. Это нормально, потому что я был в режиме выживания. Как тело, перемещающее кровь от конечностей к жизненно важным органам. Но чтобы перейти на следующий уровень, я должен простить себя. За все неудачи и ошибки, за все, что я мог бы сделать лучше. Пора сбросить это бремя.