Люби в тишине

- Деточка, пойдём с нами. У нас тебе будет хорошо, больше тебя никто не будет обижать, – неестественно приторным голосом заявляет дама с гнездом моей дочери.

Алиса смотрит на неё исподлобья. Дочка всё ещё плачет, но уже не так истерично.

- Никуда она с вами не пойдёт! – выныриваю наконец из анабиоза. – Что это всё такое? Что за бред вы несёте? По какому праву заявились ко мне и пугаете ребёнка?

- Вот постановление, – тётка тычет мне в лицо другую бумагу и точно так же не даёт её прочитать.

Они что-то хором говорят, показывают какие-то документы. Меня словно парализует. Я не понимаю смысла слов, но, кажется, начинаю осознавать масштабы катастрофы и низости моего бывшего парня и его отца.

Алиса кричит, зовёт меня, вырывается, но две особи, вероятно, считающие себя женщинами, подхватывают её как тряпичную куклу и уносят.

Пытаюсь им помешать, но меня крепко держит второй полицейский. Ору что есть мочи, хотя понимаю, что это бесполезно. Они даже не дают нам с дочерью попрощаться!

- Куда и зачем они её забрали? – спрашиваю сквозь слёзы.

- Откуда я знаю? – безэмоционально отвечает первый полицейский, который у них, видимо, за главного.

Ответ на вопрос у меня есть. Я только никак не пойму, почему Валера послал этих ужасных тёток и не пришёл за дочерью сам. Неужели мне в глаза стыдно посмотреть? Подонок!

Я в отчаянии! Всё это совершенно бесчеловечно, особенно по отношению к Алисе. Неужели Ковалёвы не могли действовать деликатнее, чтобы не травмировать ребёнка?

Офицер роется в наших немногочисленных вещах и что-то твердит об украшениях, которые я сама заинтересована вернуть, потому что должна подумать о дочери. Всё это кажется бессмысленным бредом. Какие украшения? Как я могу вернуть то, не знаю что?

Стою, скрученная его напарником, будто я особо опасная преступница.

После обыска мне сообщают, что я задержана, выводят из квартиры и куда-то везут. Воспринимаю происходящее сквозь плотную пелену… Мне даже интересно, как далеко зайдёт в своей мести Ковалёв…

Глава 17

В реальность поверить очень трудно. До последнего надеюсь, что это – всего лишь постановка, глупая шутка бывшего, с целью наказать меня за побег. Но когда за мной закрываются двери камеры и лязгает замок, приходит осознание, что игры закончились и что всё это всерьёз. И даже может быть очень надолго…

Присаживаюсь с краю на какую-то горизонтальную поверхность. Не хочу ни о чём думать. Боюсь смотреть по сторонам. Звуки, доносящиеся отовсюду, режут ножом барабанные перепонки и сводят с ума.

Какого чёрта у меня отобрали наушники?

Обхватываю голову руками, плотно прикрывая ушные раковины, и пытаюсь отгородиться от реальности.

По движению поверхности подо мной понимаю, что кто-то садится рядом. Женский голос начинает что-то говорить. Но я отключаюсь, не слушаю и не слышу. Мне нужна тишина! Хоть немного тишины, чтобы собрать разорвавшийся мир внутри в какое-то подобие лёгких и начать дышать.

Ужас и отчаяние невыносимы. Я не способна перенести эту боль! Предел достигнут, лимит исчерпан…

Громыхают двери. Или мне только кажется? Соседка по лавке толкает в плечо:

- Это ты – Павленко?

Голос доносится откуда-то издалека, с трудом воспринимаю речь и не сразу понимаю, о чём она спрашивает.

- Павленко! Ты оглохла? – орёт мужской голос, и я поднимаю голову в направлении источника звука. – На выход!

Не представляю, как должна себя вести и что делать. Женщина рядом подталкивает, помогая встать. Иду к выходу на негнущихся ногах, но в то же время с надеждой. Может, спонсор этого ужаса всё-таки решил сжалиться надо мной?

Меня приводят в помещение, где за столом сидит полицейский. Он просит назвать себя, спрашивает, как долго я живу у Смирновой, могу ли предоставить договор аренды… Естественно, никаких официальных бумаг мы с хозяйкой не подписывали. Мы даже не оговаривали чётких сроков на будущее, поскольку я не знала, удастся ли мне найти работу и будут ли у меня деньги на аренду дальше. Я заплатила за месяц вперёд, но мы с дочкой успели прожить там всего восемь дней.

В отличие от тех людей, которые меня арестовывали, этот полицейский говорит чётко и по делу. Он показывает заявление, которое написала на меня Лидия Святославовна, утверждая, что у неё исчезли фамильные драгоценности, а взять их могла только я.

- Да это же неправда! У неё там проходной двор! К ней постоянно кто-то приходит. Какие-то знакомые часами сидят в кухне и разгуливают по квартире! Если у неё что-то пропало, то это могла взять любая из её многочисленных приятельниц!

- Не беспокойтесь, мы всё проверим. Я не исключаю, что возможность совершить кражу была у многих. Но экспертиза показала, что отпечатки пальцев в комнате Смирновой и на шкатулке, где лежали украшения, принадлежат именно вам.

- Но этого не может быть! Я не знаю, кто, зачем и как всё это провернул, но я ни разу не заходила к хозяйке в комнату! Там не может быть моих отпечатков! Я даже не знаю, о какой шкатулке вы говорите!

Ясное дело, что Ковалёву ничего не стоило подкупить экспертизу…

Интересно, Лидию Станиславовну он тоже подкупил, чтобы та написала это нелепое заявление?