У меня под рукой оказалась пустая бутылка из-под «Боржоми». Она лежала слева, там же, где валялись грязные салфетки, Данькины теплые перчатки, Никин шарф и еще куча полезных или уже бесполезных мелочей. Это была вспышка ярости. Я ударила Виталину бутылкой по голове. Она всхлипнула и отключилась. И тут я принялась ее душить. Ее бессознательное и беспомощное состояние подействовало на меня странным образом. Ведь я девочка из хорошей семьи, где моя совесть? Где те добрые чувства, которые воспитывала во мне моя мама?!
Передо мной был поверженный противник, которого оставалось только добить. Вся моя ярость скопилась в руках. Я думала о своих детях, стискивая у нее на горле пальцы. Моим трем детям нужен был отец. И я боролась за мужчину, кормильца, как какая-нибудь первобытная самка, чьим детенышам грозит гибель от голодной смерти, борется за самца. Это был животный страх, животный ужас и животные инстинкты. Я так и не разжала рук, пока она не перестала хрипеть и молотить каблуками осенних сапожек по резиновому коврику. Если бы она не была пьяна, я бы вряд ли с ней справилась. И если бы я не застала ее врасплох. Но так уж получилось.
А потом… Я вдруг осознала, что натворила. И как маменькина дочка набрала тот номер, по которому привыкла звонить, когда мне срочно требовалась помощь.
– Лена, это ты? Что с тобой? – взволнованно спросила мама, поскольку я молчала.
– Я… Я убила ее…
– Успокойся. Молчи. Ты где?
– У ее дома. Там парк… Ты знаешь… Мне позвонить Игорю?
– Нет! Ему не надо… Постарайся сделать так, чтобы
– Я…
– Молчи! Езжай к входу в парк. К тому, дальнему. Уже сумерки, да и погода не очень. Там наверняка сейчас мало народа. Жди меня.
– Хорошо.
Она дала отбой, а я… Я слегка приободрилась. Мама всегда знает, что надо делать. Я спихнула тело Виталины на пол, чтобы в окно не было видно ее головы, и поехала к самому дальнему входу в парк. Меня трясло, но я успокаивала себя тем, что скоро приедет мама. А мама всегда знает, что надо делать…
У нее был старенький папин джип, у меня же малолитражка. Мама притормозила и махнула мне рукой:
– Надо отъехать подальше, в безлюдное место.
Поскольку мы часто гуляли в этом парке, то неплохо его знали. Парк был огромный, и безлюдное место мы в итоге нашли. К этому времени почти стемнело.
– Надо переложить ее в мой багажник, – сказала мама.
– Почему? – растерялась я.
– Делай, что говорю!
Я безропотно подчинилась. Мама всегда знает, что надо делать. Хорошо, что Виталина была худой. Но все равно, мне показалось, что это неимоверная тяжесть, ее мертвое тело. Вдвоем мы кое-как перетащили ее в мамин джип.
– Ты поедешь первой, – сказала мама, захлопнув багажник. – Если притормозят, то тебя. У тебя хорошая машина, новая и дорогая. А я с… – она осеклась, но потом взяла себя в руки, – с ее трупом проскочу.
– У меня… – Я нервно сглотнула. – У меня в салоне подозрительные пятна.
– Темно уже. Вряд ли их станут разглядывать. Держись увереннее. Тебе бояться нечего, труп у меня в багажнике. Все, Лена, поехали. – Она попыталась меня обнять.
– Куда? – растерялась я, отстраняясь.
– К нам на дачу, господи! Ну же, Лена! Соберись!
Я не помню, как мы доехали. Слава богу, что был конец сентября, и соседи уже съехали. Дачный поселок оказался безлюден. Теперь соседи приезжали только по выходным и то, если погода была хорошая.
– Все, Лена, все. Успокойся, – сказала мне мама, когда мы остановились у нашего дома. И погладила меня по вздрагивающим плечам.
– Господи… Дети! Ты оставила их одних!
– Диана уже взрослая. Она присмотрит за младшими.
– А Сергей? Что будет, когда он придет домой, а нас нет?
– Мы все ему расскажем.
– Мама!
– В конце концов, это он виноват. Это он тебе изменил. И здесь, – она кивнула на багажник, – труп его любовницы. Лена, соберись, – повторила она.
А потом… Потом мы прятали труп! Не знаю, что бы я делала, если бы не мама. Несмотря на возраст, она оказалась сильной. Она копала яму, потому что у меня руки от страха дрожали, потом помогала мне вытаскивать труп из багажника. Не хочу даже думать, как мы при этом выглядели. Мы кое-как забросали яму за сараем землей и навалили сверху досок.
– Ты думаешь, ее не хватятся? – с сомнением спросила я.
– Поговорим об этом с твоим мужем.
…Я не хочу вспоминать тот разговор. Мы не кричали, нет. Старались говорить тише, потому дети легли спать.
– Вы обе дуры! И сумасшедшие… – Мой муж, кажется, впервые не знал, что сказать. Он резко замолчал и стал смотреть на нас так, будто впервые увидел.
– Что сделано, то сделано, – сказала мама. – Мы должны молчать.
Потом мы обсуждали, как именно будем молчать. Разумеется, пришлось рассказать все Игорю. Он испугался больше всех. Ныл и причитал:
– Что же теперь будет? Что будет? А?
Пока Сережа не сказал ему:
– Заткнись.