Любимая

– Спасибо, – сказала Афродита, высвобождаясь из объятий Никс. – Мне уже лучше. Но мой ответ остается прежним. Моя мать не заслуживает второго шанса. Мое сердце и разум говорят одно: нет. Они говорят, что я не могу исцелить ее, а значит, должна отпустить. Это я и сделаю.

– Ты мудра. На протяжении жизни Фрэнсис Ла-Фонт не раз давали шанс измениться и изменить свою судьбу, но эгоизм и разрушительная ненависть к себе помешали ей воспользоваться этими возможностями. Однако дети не должны решать, заслуживают ли их родители искупления. Тяжесть этого решения для них непосильна. Поэтому я сделаю тебе еще один подарок. По твоему слову человечность будет возвращена красным вампирам и подлеткам из другого мира, но этот дар я возьму на себя. Ты не будешь платить за него, твоя пророческая сила не уменьшится. Кроме того, я дарую твоей матери второй шанс. Быть посему!

Богиня взмахнула рукой, и воздух вокруг нее всколыхнулся и задрожал, как прозрачная вода, в которую бросили камень. Афродита смотрела во все глаза, завороженная. Реальность уплотнилась, сгустилась, стала меняться на глазах… Это было настолько потрясающе, что Афродита затаила дыхание, боясь спугнуть чудо.

Потом так же внезапно все закончилось. Афродита шумно и жадно вздохнула.

– Что это? Все случилось? Ты это сделала?

– Да, дочь моя. Все сделано. Я горжусь тобой, как мать гордится своей любимой дочерью. А теперь – счастливо встретиться, счастливо проститься и счастливо встретиться вновь.

Фигура Никс стала таять на глазах, только звезды ее диадемы еще несколько мгновений мерцали в воздухе, но потом угасли и они, оставив после себя сияющее облачко бриллиантовых брызг.

– Я достойна материнской любви, – прошептала Афродита.

И тогда из прозрачного воздуха до нее донеслись полные любви слова богини: «Конечно, моя милая, моя мудрая, моя прекрасная дочь. Моя любовь, как и мое благословение, всегда пребудут с тобой».

Глава двадцать вторая

Хефф

Хефф подавил приступ паники, грозивший захлестнуть его разум. Он не знал, что случилось, не понимал, в чем дело, но одно было ясно: это не та Талса, в которой он жил.

В его Талсе не было никакого ресторана в старом вокзале над туннелями. В его Талсе в туннелях размещались казармы Армии красных, какие там могли быть рестораны?

В его Талсе люди не могли ужинать в ресторанах, которыми управляли красные подлетки.

В этой, чужой, Талсе не было люков, через которые можно попасть в безопасное убежище туннелей сразу из нескольких мест, расположенных вдоль заброшенной ветки железной дороги, а также в пространстве между вокзалом и центром города. Это было хуже всего. Хефф и генерал Доминик разделились и по отдельности искали хоть какой-нибудь ход, который мог бы привести их в убежище.

Но им ничего не попадалось. Хефф дважды прочесал район, но не увидел даже следов того, что здесь когда-то были люки, ведущие с улицы в туннели.

И вообще, в этой Талсе все было не так, как надо. Это бросалось в глаза даже сейчас, когда город спал, занесенный бураном.

Улицы были украшены праздничными гирляндами, их мерцающие огоньки раскачивались на ветру, как бы пританцовывали от переполнявшей их радости бытия – будто это позволено.

В настоящей Талсе людям запрещено украшать улицы к Рождеству: Неферет объявила этот праздник вне закона.

В этой Талсе полицейские – люди! – не скрываясь, стояли перед входами в здания, под которыми лежала сеть туннелей. Это была вторая странность, которая бросилась в глаза Хеффу.

Первой была его сестра: живая, здоровая, да еще полностью превратившаяся в синего вампира. Она закрывала круг, который вытащил Хеффа и остальных из его мира. Хефф пытался бороться со своим смятением и внезапно вспыхнувшей надеждой, пробовал использовать разные ментальные трюки, помогавшие ему сохранить разум на протяжении всего последнего года, но его чувства грозили выйти из-под контроля.

– За мной, лейтенант! – рявкнул генерал Доминик, вырастая за спиной Хеффа.

– Слушаюсь, сэр.

Хефф пошел следом за генералом по битому кирпичу и мусору, оставленному бездомными, которым не посчастливилось укрыться от непогоды именно в заброшенном Синклер-билдинге, выставив заколоченное досками окно на первом этаже. Генерал приказал своим солдатам ворваться в здание, чтобы отдохнуть и перегруппироваться. Бездомные? Что ж, солдатам не помешает «перекус перед сном».

– Все не так, – генерал Доминик потер ладони и согнулся пополам, защищаясь от ветра и снега. Они с Хеффом кое-как приладили обратно доски, чтобы вьюга не задувала в разбитое окно. – Это не наш мир.

Хефф промолчал. Он знал, что бывает с теми, кто привлекает к себе излишнее внимание или подворачивается генералу под горячую руку.

– Скоро рассвет, совсем скоро.

– Через полчаса, – сказал Хефф.

Доминик вскинул на него пылающие красные глаза.

– Без тебя знаю! – Генерал отвернулся от Хеффа и уставился на занесенную снегом улицу. – Перед Филтауэром все тихо, возле Атлас-билдинга тоже не заметил никакого движения. Конечно, снежный буран нам на руку, но мы все равно не можем оставаться на поверхности.