Любимая игрушка Зверя

Я привык… так. Плевать на боль. На страх. Не замечать. Всегда идти. При любом раскладе двигаться дальше. Сжимать кулаки. Биться. Вгрызаться. Это моя судьба.

Ожидаю опять услышать тот самый голос. Тонкий. Детский. Едва различимый. Ожидаю шепота. Неясного. Слабо уловимого. Кит, Кит.

Но ничего не происходит. Больше никаких флешбэков. Отлично. Пора разорвать тишину. Растерзать в клочья.

- Здесь похоронена моя мать, - говорю я.

Ира молчит. Просто сильнее ладонь сжимает. Ловит взгляд, старается показаться спокойной и тем самым успокоить меня. Но я вижу: у нее уже слезы стоят в глазах. Никакая она не Льдинка. Горит. Чувствует чужую боль. Принимает утрату как свою собственную.

- Пойдем, - веду ее дальше.

Внутрь. Вглубь. Сквозь яркие витражи проникают скупые солнечные лучи. Помещение практически не освещено. Зажигаю свечи. Прохожу по кругу, поджигая каждую. Ни единого фитиля не упускаю.

Тут прибрано. Свежие цветы. Отец следит. Точнее – его дворняжки. Хотя он бывает в этом склепе довольно часто. Если приезжает в город, обязательно посещает. Проводит особый визит.

А я считаю, что надо живых любить. Потом поздно. Потом не вымолить прощение, не искупить грехи. Ничто не зачтется. Никогда.

- Ты слышала что-нибудь про смерть моей матери? – спрашиваю.

Отрицательно мотает головой.

- Отец постарался все скрыть, - усмехаюсь. – Не хотел никакой огласки. Он считал, это проигрышем. Позорным поражением. И да, дьявол раздери, я с ним согласен. Жестокая ошибка. Первая и последняя. Единственная. Такую ничем не исправить.

Усаживаю Льдинку на скамью под стеной. Опускаюсь перед ней на колени. Беру ее ладони, свожу вместе, одна к другой. Своими зажимаю. Крепко.

- Ты должна знать обо мне все.

Даже то, о чем я никогда и никому не рассказывал. Не думал, что расскажу. Не представлял. Потребности не возникало. Душу выворачивать. Зачем? На черта?

- История не получила огласку, - продолжаю. – Никаких статей в газетах. Никаких репортажей по местному телевидению. Об этом даже в криминальной сводке не упоминали. Боялись. Просто болтать не решались. Сплетничать опасались.

Багров всем сумел закрыть рот. Никто и пискнуть не смел. А если и находился смелый болван, то быстро захлебывался кровью.

- Других свидетелей нет, - скалюсь. – Только я и… отец.

Глава 45

Я рано повзрослел. Очень. Там, где нормальной реакцией могли стать слезы, у меня был только гнев. Безотчетная ярость. Тупая. Слепая. Она полосовала изнутри, искала выход. Заостряла мои клыки и когти. Зло проросло внутри. Так и родился Зверь.

Я не просил этого. Не ждал. Не желал. Я был самым обычным ребенком. Нормальным. Во всяком случае – кажется. Просто недолго.

Я изменился. В один прекрасный день. Ясный. Солнечный. Пронизанный светом, прошитый искристыми лучами и теплом.

Ничто не предвещало беды. Не было грозы. Штормового предупреждения тоже никто не оглашал. Ветер не завывал под окнами. Дождь не молотил по стеклам.

Это действительно был рядовой летний день.

Мать казалась мне волшебницей. Сказочной. Неземной. Помнится, какое-то время я был уверен, будто она фея, магическое создание, обладающее непостижимой силой. Идея так захватила сознание, что я поделился ею с отцом. Тот усмехнулся и сказал только одно слово. «Бред». Точное значение такой формулировки оставалось загадкой, но по тону и выражению папиного лица было ясно, это что-то не очень хорошее и приятное.

Отец запретил матери читать сказки. Совсем. Нечего сына в девчонку превращать. Велел прислуге выбросить все детские книжки, отправил меня в спортивную секцию. Нужно закалять тело и дух, становиться мужиком, забыть про глупые россказни и познавать реальный мир. Дикий. Жестокий. Чужой. Его мир. Не мой.

Мама не спорила. Никогда не перечила отцу. Молча принимала приказы, выполняла распоряжения. А я не понимал. Вот правда. Не понимал, почему нельзя быть феей? Что тут плохого? Где «бред»?

Она слишком красивая. Гораздо красивее всех, кого я встречал. Значит, здесь точно замешана магия.

Моя мама особенная. Непостижимая. Нереальная. У нее очень мягкие волосы. Темные и сверкающие. Длинные. Густые. Они всегда классно пахнут. Не знаю чем. Но классно. Я такого запаха ни от кого другого не слышал. Круто, когда она наклоняется и обнимает крепко-крепко. Чуть вьющиеся пряди касаются щеки. Щекотно. И глаза у нее блестят. Черные, а блестят, будто серебро. Мерцают. Особенно если она смотрит на меня и улыбается. Иногда слабо. Слегка. Уголками губ. А иногда сильно. Широко. Все зубы можно рассмотреть. Но самый кайф слышать ее смех. Звонкий. Как колокольчик. Так только фея смеяться и может. Волшебница. Добрая колдунья из тех самых запретных легенд для девчонок.

Почему папа не понимает? Не замечает? Наверное, он слишком взрослый. Много работает, устает. Мама часто это повторяет.

Когда отец рядом, она меня не обнимает и не целует. Держится на расстоянии. Но я не против. Все выглядит как игра. Наша общая тайна.

Я любуюсь мамой. Всегда. Высокая. Очень. Даже выше отца. Вряд ли я настолько сильно вытянусь. Но ничего. Какая разница? Мама так интересно ходит. Как будто по волнам плывет.