Порок сердца. Вот так говорят доктора. А, что там конкретно за порок, в чем проблема – я не понимаю. Просто иногда случаются тяжелые периоды. Кот часами лежит под капельницей. Ему настолько часто делают уколы, что он становится похож на подушечку для иголок. И хоть меня врачи не трогают, ничего внутрь не втыкают, я все равно чувствую его боль как свою. И я готов на все, лишь бы очередной приступ прекратился, лишь бы Кот перестал смотреть пустым взглядом куда-то вверх и вернулся обратно ко мне. Хоть ненадолго.
Такой тихий. Молчаливый. Печальный. Отстраненный. При нем шуметь стыдно. Его тянет защищать. Оберегать.
- Слушай, - однажды предлагает он. – А давай ты будешь заниматься и за меня. Вот тебе скучно. А мне нет. Значит, за меня и занимайся. Раз я сам не могу. Что скажешь? Просто делай все, чего хочет отец, но так, будто это не ты, а я. Ну то есть это все равно ты, конечно, только…
- Я понял, - киваю. – Попробую.
Сам не замечаю, как втягиваюсь в занятия. Тренируюсь усерднее. Упорнее. Стараюсь уже не ради себя. Для другого. Для того, кто становится мне как родной брат. Отец радуется таким успехам.
- Молодец, сынок, - говорит он, треплет меня по затылку. – Втянулся.
- Это не я, - мотаю головой. – Кот.
- Кто? – кривится.
- Кот… ну… Костя, - поясняю. – Я за него занимаюсь. Мне это все не сильно интересно. Поэтому я за него тренировки отрабатываю. Пока он сам не может. Пока ему не починят сердце.
Отец ничего не отвечает. Мрачнеет. Вечером слышу, как опять выговаривает маме за Кота.
- Мальчишка тут задержался, - зло произносит он. – Хватит. Пусть выметается. Нечего устраивать в моем доме лазарет.
- В твоем доме? – мама смеется. – Тебя здесь сутками не бывает.
- Я подобрал ему квартиру. Большую. Не дергайся, все няньки там поместятся. Но этот… чтоб он с моим сыном не общался. Достаточно. Я запрещаю.
- Что? Как ты можешь такое говорить?
- Легко. На отдых мы поедем втроем.
- Прекрати, - бормочет мама. – Я не оставлю его одного. Он и так очень долго был один. Ему нужна забота. Семья. Никакие посторонние люди этого не заменят. К тому же, он никогда не был на море. Я обещала…
- Значит, отправится туда потом, - отрезает. – Без моего сына. Будет ему и море, и отдых. Я все оплачу. Полетит в Италию. Чем не вариант?
- Господи… Что ты несешь?
- Завтра мы уезжаем без него. Это не обсуждается. Продолжишь свое нытье, я ни копейки на его лечение не дам.
- Ты с ума сошел.
- Он остается. Точка.
- Сережа, - мама берет отца за руку. – Пожалуйста. Давай хотя бы обсудим. Давай…
- Интересно, как быстро он загнется? – спрашивает зло. – Без бабла. Без постоянного ухода. Хочешь это проверить? Валяй. Скажи хоть слово. Одно гребаное слово. Давай!
Мама молчит. Отпускает его. Отшатывается.
- Я и так делаю все, что ты захочешь, - говорит отец. – Разыскал этого пацана. Удивительно, как он выжил в помойке. Кот? Никита его так назвал. Ну точно. Кот помойный. А я это притащил в свой дом. Выходил. Любую твою прихоть выполняю по свистку. И что получаю в ответ? Ни черта. Только вечные слезы. Претензии. Обиды. Задолбало, блять. Нажрался твоей доброты досыта. Я уже поручил найти клинику, где мальчишке сделают операцию.
- Это риск, - шепчет мама. – Врачи не дают гарантию.
- Ничего, - усмехается. – Естественный отбор. Выживает сильнейший. Либо ему повезет, либо нет. И знаешь, он настолько меня тут достал, что я рискну.
Я пытаюсь понять, почему Кот так сильно раздражает папу. Пытаюсь и не могу. Кот же ничего плохого не делает. Совсем ничего. Неужели кто-то может раздражать только тем, что… жив?
Глава 46
- Я найду способ забрать тебя с нами на море, - обещаю Коту. – Главное – уехать из дома. Дальше будет поздно. Отцу придется согласиться.
- Это не важно, - улыбается. – Я могу и тут побыть. Только ты возвращайся. Плавай за меня побольше. Загорай. Играй на песке. А потом обязательно возвращайся.
- Ты поедешь с нами, - говорю. – Клянусь.
Я люблю Кота. А папа… кажется, папа его ненавидит. Особенно, если он называет маму «мамой». У папы лицо передергивает. Смотреть страшно.
Зато мама очень радуется. И я не представляю, как еще можно назвать ее иначе. Ну в смысле – она же и есть мама, все правильно.
А потом наступает тот самый день. Ясный. Солнечный. В такой день не может произойти ничего плохого. Ну не может же?!
Мы в автомобиле. Я. Мама. Папа. И… чемоданы. За рулем водитель. Сзади еще одна машина и одна впереди. Там охрана. Мы всегда так ездим. Отец называет это «мерами безопасности».
Я едва могу усидеть на сиденье. Кручусь. Верчусь. Кажется, у меня даже есть какая-то игрушка в руках. Солдат. Железный. Несгибаемый. Я бы хотел авто или мягкого мишку, но отец контролирует мои развлечения. Постоянно дарит этих солдат. И я играю с тем, что есть.
Странный звук. Будто камень ударяет по лобовому стеклу. А потом еще и еще.
Кто-то развлекается? Шутит? Зря. Мой отец совсем не понимает шуток. Он и улыбается редко.