Любимая мартышка дома Тан

– Ну, я же называл его имя на рынках, – доходчиво разъяснил я ему – Маниах. Аспанак Маниах. И не говорите, что вы не слышали этого имени. Нет в Согде таких людей, которым оно было бы незнакомо. Вопрос только, где я возьму бумагу и кисточку… Тут, в монастыре, они не лучшего качества. Вы знаете город – где бы нам встретиться, чтобы вы принесли мне и то, и другое, и чтобы эта процедура ни у кого не вызвала подозрений? Я пишу на ваших глазах, передаю вам письмо и жду, пока вы не уйдёте и не затеряетесь в толпе. Как вам этот план?

Молодой человек напряжённо думал. Я предлагал ему очень надёжный вариант, сопряжённый с минимальным для него риском, – и это ему как раз и не нравилось, он с облегчением вздохнул бы, если бы я придумал что-нибудь очевидно непригодное. Вздохнул и прибил бы меня на месте как провокатора, невзирая на даосов.

– Любой ресторан во дворике к северу от главных пристаней, – наконец разжал он губы. – Абсолютно любой. Это там, где ведомство ревизора судов, а за ним – маленький квартал еврейских купцов. Справа от квартала, если стоять спиной к реке, начинаются рестораны в полукруглых двориках. Завтра, сразу после полудня. Мы вас найдём.

Вообще-то это был комплимент. Юноша не стал объяснять мне, что прийти я должен один, что ко мне подойдёт какой-нибудь мальчишка и скажет, куда идти дальше, а другие люди будут следить за тем, не сопровождает ли меня вторая тень… Он счёл, что эти простые вещи мне объяснять не надо. Я был ему за это благодарен и кивнул с явной благосклонностью.

После чего троица повернулась и тронулась к воротам, делая вид, что не замечает угрожающе маячивших поблизости даосов.

А прекрасная Ян буквально подбежала ко мне, уже не скрывая волнения.

Я смотрел на неё молча, чуть улыбаясь: она ещё не знала, что в худшем случае письма от брата придётся ждать не неделю, не месяц – год. Или больше? Отчаливать при северо-восточном муссоне надо было зимой, а другой муссон нёс корабли от Басры в обход стран Южных морей летом, вспомнилось мне. А зима ведь давно прошла.

В общем, в таких ситуациях женщину следует срочно порадовать.

– У нас остаётся последний вечер прежней жизни, – сказал я ей. – А что будет завтра – я не знаю. Может быть, ничего. Может быть, все переменится. Я хочу сделать то, чего мы не делали с тобой никогда в жизни. Ведь мы никогда не могли просто пройтись рядом по улице. Это радость, которая была нам запрещена. Сейчас – уже нет.

– О, – сказала Ян, поражённая этой простой мыслью. – О, о! Сейчас, после ужина? Просто пройтись по улице? С тобой? А вечерний барабан?

Я усмехнулся. Ещё вчера я заметил, что барабан-то на закате тут, как положено, звучал – но гул голосов на улице с этого момента, как ни странно, только начинался. В этом городе, в отличие от Чанъани, жизнь замирала при свете солнца и оживлялась лишь в относительно прохладной тьме.

Никогда не забуду эту первую в моей жизни прогулку с возлюбленной, которая с изумлением вдыхала аромат сваленных у пристани громадных красноватых брёвен из южных стран, рассматривала сотни лодок, качающихся на воде, и толстые тёмные бамбуковые шесты, на которых несли паланкины. «Ты понимаешь, что мы никогда в жизни больше не сядем на лошадей – их здесь просто нет», – в полном изумлении сообщила мне она. А дальше, через несколько шагов, она обнаружила, что не понимает ни слова из говора курносых и очень энергичных невысоких людей («Я же иностранка здесь, кругом одни лишь варвары мань, говорящие на своём языке. Как я оказалась здесь, как дожила до такого!», – продолжала комментировать свои открытия она).

И тут, у самого начала длинного фруктового ряда, она застыла в растерянной неподвижности.

Перед ней был прилавок, заваленный связанными, как метлы, тонкими веточками, на каждой из которых красовались овальные, величиной с небольшие куриные яйца, плоды с чешуйчатой, красноватого цвета кожицей.

А дальше произошло нечто совсем уж невероятное.

– Ян гуйфэй, – обратилась к ней торговка в странном чёрном головном уборе.

Ян покачнулась и прислонилась ко мне. Да я и сам ощутил, что голова моя кружится и уплывает вдаль.

– Эй, эй, северянка, – на сносном ханьском сказала Ян эта женщина и непочтительно похлопала перед её лицом ладонями. – Я говорю, это любимые фрукты великой и прекрасной Ян гуйфэй.

– Личжи, -детским голосом сказала Ян – Это же личжи.

– Ну, ясное дело, личжи, – покивала тётка и потрясла веником перед её носом. – Каждую неделю отсюда отправлялся всадник на север, он вёз эти фрукты прекрасной возлюбленной Светлого императора. И больше никто в столице не знал, что это за фрукты, каков их вкус. Гонец спешил, надо было довезти их за два дня, потому что на третий день они теряют вкус. Но он вёз их в коробе со льдом, и у него оказывался день-другой в запасе.

– Сколько дней как эти сорваны с ветки? – почти шёпотом спросила моя подруга.

– Дней? Хм. Да я только что их сорвала, – деловито сказала торговка. – Сорвала и понесла сюда. Вон, дерево виднеется на том холме. Да вот, попробуйте сами…