Даосы, мирно сидевшие до того с удочками, свесив ноги в воду, повскакивали и страшно оживились. Они окружили Ян и заговорили все сразу. Каждый просил ее повторить рассказ, что Ян делала с большим удовольствием, однажды для наглядности отставив зад и покрутив им. Потом каждый даос захотел потрогать этот зад именно в том самом месте. А некоторые даже удосужились бросить взгляд на меня самого.
Далее же начался спор. Одна фракция предлагала по поводу столь радостного события распечатать целый доу вина и выжрать его прямо сейчас, даже не подогревая. Фракцию эту возглавил мой наставник мастер И, который для подкрепления своей позиции вытащил на всеобщее обозрение этот самый доу — внушительную толстую бамбучину, по высоте доходившую ему почти до бедер, — и вооружился уже черпаком, состоявшим опять же из бамбукового стаканчика с примотанной к нему тонкой бамбуковой ручкой.
Вторая же фракция настаивала, что вино надо пить позже, и не один доу, а два, за хорошим ужином. К этим гурманам присоединилась Ян, и дело кончилось бы дракой, если бы мастер Фэй, так и сидевший все это время с удочкой на краю плота, вдруг не вскрикнул «хэй» и не бросил к ногам скандалистов здоровенную извивающуюся рыбину. Вода вокруг плота буквально бурлила. «Юй!» — завопили даосы, рванувшись к забытым удочкам. И дальше, один за другим, начали вытаскивать все новых рыбин из воды и с воплями «хэй» лупить их о доски плота.
Никто бы в эти мгновения и представить себе не мог, что перед ним — величайшие целители величайшей из империй.
Да и я об этом не думал, просто лежал на своих тряпках, и в порядком отросшую бороду скатывались счастливые слезы.
Дальше… дальше, дня через два, плот пристал к причалу какого-то городка, где с даосами, на предмет подвезти до следующего города, начал торговаться маленький оркестр. Состоявший, как водится, из нескольких весьма привлекательных женщин.
По-моему, о деньгах с самого начала не шло и речи, все решили откровенные взгляды и обмен двусмысленными цитатами из классической поэзии. В результате в сумерки мы вплыли в виде нескольких шевелящихся под рогожами пар, под шепот, счастливые стоны и тихий смех. «Даосизм проповедует естественность», — успела пояснить мне Ян, обнимавшая меня голыми ногами за талию и тщетно пытавшаяся натянуть на нас какую-то мешковину.
На корме стоял мрачный мастер Ши, которому выпала очередь направлять головной плот веслом. Он меланхолично посматривал и на нас, среди прочих пар, и, поймав мой взгляд, одобрительно кивнул несколько раз.
Но пришла его смена, и мастер Ши тоже улегся в объятия оркестрантки, и движениям их тел под рогожей, казалось, не будет конца. Закашляли обезьяны на невидимом берегу, засияли десятки покачивающихся над водой огоньков, а сладострастные и очень, очень медленные колыхания тел под рогожей мастера Ши все продолжались.
— Вот так они делают эликсир бессмертия, — кивнула в их сторону отдыхающая в моих руках Ян. — Слушай, а ты вспомни, мой прекрасный воин: ты ведь не изливал в меня дождя своих облаков — знаешь сколько? Десять месяцев! — Тут она округлила глаза. — Вспомни. Мы с тобой оба были так заняты… Ведь я могла бы засохнуть без этого дождя, ты жалел бы об этом всю жизнь. А теперь жалею я — смотри, ты еще слаб, ты весь мокрый, я не должна была трогать тебя, прости… Ты знаешь, о чем я подумала первым делом, когда увидела тебя в этом мундире у моих дверей? Не о том, что умирает бедная Лю, не о том, что вскоре придет и моя очередь. А лишь о том, что твой дождь не прольется в меня больше никогда… Кстати. Скажи мне одну вещь…
Я был готов сейчас сказать ей что угодно, тем более что она как раз наливала мне наперсток вина, достойного презрения по вкусу, но пившегося так, будто я пробую его в первый раз.
— Скажи мне… Я вообще-то слышала в эти ночи твой шепот, иногда — на странных языках, многое о тебе узнала. И я очень много думала в эти дни, и, кажется, наконец поняла, что ты делал и зачем. Но все-таки скажи сам: ты действительно украл меня у самого императора? Один против всей гвардии? Для себя одного?
— Ну, да, — расслабленно отозвался я, не понимая, о чем тут вообще говорить.
— Я не знала, — выговорила Ян после долгой паузы. — Поверила только сейчас.
Тут я начал выходить из счастливой прострации.
— То есть как это? — начал было возмущаться я. — А чему же ты тогда верила?