Любимая мартышка дома Тан

— Хэй, — совсем по-даосски сказала Ян. — Ну, это секрет. Они тогда думали, что элексир бессмертия состоит из киновари. А это, в общем-то, яд. Поэтому они кормили великого императора горами шпината, чтобы нейтрализовать действие киновари. Но не помогло. Жизнь ему продлевали походы, а когда он возвращался в столицу на отдых и начинал снова давиться этой гадостью… Но после его смерти в монастыре начали новый, совсем новый проект. Нашли совсем 'другой рецепт, который был пригоден не только для этих… а и для человека. Каждая новая пилюля — все более верная, возможно — та самая, окончательная. Помнишь, как бессмертный Вэй говорил, что ему надо было еще год-два, чтобы все получилось? А Светлого императора ты видел, да? Он похож на человека семидесяти лет?

Я только развел руками. Но любопытство гнало меня все дальше, себе же во вред:

— А что же это за новый рецепт?

— Ну, вспомни мой первый подарок тебе, — засияла улыбкой Ян. — Вот этот свиток. Ты думал, что я дарю его тебе, чтобы распалить твою страсть? Ну, да, конечно, — скромно призналась она. — Но, дорогой мой воин, вообще-то я подарила тебе даосский трактат о бессмертии, переписанный собственной рукой — ты оценил это?

— «Разговор о Верховном пути Поднебесной». «Когда она целует мужчину, дрожа всем телом, она желает, чтобы совокупление продолжалось как можно дольше», — не без гордости процитировал на память я. — Знаешь, по-моему это все-таки не совсем о бессмертии.

— Выше, выше об этом говорится. Почти в начале. Ну, примерно так: тот, кто способен совершить совокупление, не излив вовне семени, достигнет… м-м… с двух раз очистится голос, с семи раз все тело станет сильным и прочным, а вот кто способен десять раз совершить это — достигнет божественной просветленности. Так вот, речь о семени мужчины, который без перерыва ублажает женщину, но не дает своему дождю излиться. Так он накапливает невиданную жизненную силу. Могущественнейшую ци. Вот она-то, ци — сила, собранная в его семени, — и есть основа эликсира бессмертия. Но это тоже страшный секрет, — добавила она.

— Его семя… — я посмотрел туда, где в темноте все еще угадывалось шевеление под рогожей мастера Ши. Весь остальной плот уже спал счастливым сном. — То есть сейчас мы с тобой видим, как он, в общем, создает эликсир бессмертия… Что — именно он? Мастер Ши?

— М-гм, — подтвердила расслабленная Ян. — Хороший способ. Это тебе не киноварь. Ну, кроме этого самого высушенного семени в лекарство входит еще порошок человека-корня и тысячи разных трав. Лунцзи этих пилюль съел немало, даосы несли ему все новые, все лучшие составы. Ну, а теперь, что ж… не судьба, — завершила она.

Последовала длинная пауза, я уже был почти готов уснуть.

— Как бы узнать, какая она, эта пилюля бессмертия, — пробормотал я. — Какого вкуса…

— А это уж тебе, дружочек мой, виднее, — не без зависти сказала моя прекрасная подруга. — Это ведь ты ее съел. Мастер Фэй просто не знал, что с тобой еще делать. Лекарства не помогали…

Я сел рывком, уставившись в невидимую воду.

— О-о, ох, — разнеслось по реке из-под рогожи мастера Ши.

ГЛАВА 27 ГУАНЧЖОУ

— Сказку, расскажи мне еще одну сказку, — шептала мне счастливая Ян, привычно устраиваясь на ночь в моих руках. — Длинную тюркскую сказку! Мне никто не рассказывал их на ночь уже годы.

— Тюркскую, — удовлетворенно мурлыкал я. — Про сапоги-скороходы?

— Нет, про… ту, что про меня. Про девушку из хорошей семьи, у нее были злые сестры, которые только успевали менять наряды, а сама она всегда была вся в золе от очага…

— А, про девушку из Кушанского царства… Боже мой, этой сказке уже лет четыреста…

И я долго рассказывал ей про испачканную в золе кушанскую девушку, которой помогла Биби-Сеншаньби, фея домашнего очага, превратив крыс в коней, тыкву — в карету, в которой девушка поехала на праздник к царскому сыну. Ян заснула на половине сказки, а громадная река все несла нас, покачивая на своей темной спине, к востоку.

Легендарные и не виданные практически никем из жителей Чанъани плоды личжи доставлялись с крайнего юга, из Гуанжоу, к столу возлюбленной императора, несравненной гуйфэй Ян, за два дня, потому что на третий они начинали терять аромат. Я никогда не поверю, что даже ферганские жеребцы, пусть их меняют каждые полдня, способны донести всадника и его короб, выложенный льдом, за такой срок на столь невообразимое расстояние — тысячи ли. За семь дней, однако, это было бы теоретически возможно. Может быть, даже за пять дней.

А наш путь к загадочному югу длился неделю за неделей. На северные края давно спустилась осень. Но переправляться на южный берег Великой реки она, видимо, опасалась. И мы, посреди бесконечной воды, будто зависли между летом и осенью. А зиму нам увидеть не суждено было вообще — она осталась там, далеко, где империю сотрясала война.