Любимая президента

И….это сдерживание себя в цепях. Потому что один шаг, одно движение, и она рядом. Он может ее снова заставить, посадить под замок насильно. В его власти даже посадить ее, на хрен, на цепь и трахать столько, сколько он хочет. Поставить на колени.

Но… не хочет. И это адски больно - запрещать себе, ломать себя, калечить каждый день этим бешеным голодом. И не давать себе искалечить ее еще больше.

Ему казалось, что он сходит с ума. Это ощущение, что он больше не может контролировать ее жизнь, ощущение, что не может ничем управлять и только, бл*дь, смотреть. Только издалека.

Ревниво, до трясучки, до скрежета зубов и стертых в крошево ногтей.

Этот ее гребаный Миша. Ублюдок, который, видите ли, заботится о ней какого-то хрена. Постоянно рядом. И руки чешутся его убрать, удавить, разодрать к такой-то матери. Особенно, когда смотрел эти фото выписки, как кто-то чужой держал на руках его сына. Прикасался к нему. К его мальчику! Только от одной мысли об этом у Петра кипел мозг и срывало все тормоза. Его ревность распространялась и на младенца. Она была ядовитой, как серная кислота.

- Я могу приказать его вышвырнуть, могу организовать его похороны хоть завтра!

Райский пожал плечами.

- Нет!

И руки в кулаки так, чтоб костяшки посинели. Нет, потому что тогда о ней некому будет заботиться, некому будет присматривать так, как делает это проклятый мент. Пока между ними ничего нет… и это долбаное пока заставляло кишки выкручиваться внизу живота, завязываясь в узел.

И если что-то будет, он не сдержится. Он просто выдернет этому Мише все пальцы.

Хотел захлопнуть крышку ноутбука и выдохнул, вытирая лицо дрожащими ладонями, сжимая виски так, чтоб ощутить под пальцами пульсацию бешено бегущей крови. Но на мейл внезапно пришло какое-то сообщение. Личный мейл. Тот мейл, к которому нет доступа ни у кого. Даже у спецслужб.

Сюда приходит только секретная, личная информация.

Открыл. Пустое тело письма, только файл прикреплён. Приподнял одну бровь и щелкнул «воспроизвести».

Не сразу понял, что именно происходит. Застыл перед экраном.

Ему видно лишь двух женщин… и он прекрасно знает, кто из них кто.

Вскакивает резко с места, хватаясь за горло. Несколько шагов назад, и ему кажется, он сейчас задохнется.

А видео воспроизводит себя снова и снова. И он видит каждый раз… как его жена падает с лестницы. Как она в этот момент улыбается и тянет руку к Марине, а та… та пытается ее поймать, удержать, и не успевает.

Мила катится по лестнице вниз и распластанная лежит на ступеньках, указывая пальцем на Марину.

И в промежутках между этими кадрами другие… Он с ремнем в руках и мечущееся под ним тело, искусанные губы и расширенные от ужаса глаза.

И снова зеленое платье Людмилы, ее вспухший живот, которым она прокатилась по ступеням, и этот омерзительный взгляд. С триумфом.

От дикой боли его передернуло.

- Сукаааааа!

Горловым выдохом, с низким стоном. Сукаааа! Задыхаясь, сдергивая, на хрен, галстук, расстегивая пуговицы рубашки и шатаясь, разводя руками кружит по кабинету.

И снова к ноуту, снова смотреть и тихо, очень тихо утробно рычать.

Пришло еще одно сообщение, и Петр нервно его открыл вспотевшими и дрожащими руками.

«Она не ждала от тебя сына!»

- Вот не знаю… Похож он мне на кого-то, наш Лешик, и понять не могу, на кого. Прям вот сильно похож. То ли на актера какого-то, то ли певца… Красавчик наш синеглазый.

- Льдинка ни на кого не похож. На меня похож. Нет такого человека, кто сравнился бы с моим мальчиком, да, мое солнышко?

Я застегнула кофточку на несколько пуговиц, зацеловала ручки и поправила тоненькую очень светленькую прядь волос на лобике.

- А я говорю - похож. И ямочка эта на подбородке…. Только б вспомнить, на кого.

- Тетя Лара, Льдинка неповторим. Поэтому вы и вспомнить не можете.

- Это да… мой сладкий. Марин, ты с Мишей говорила?

 - О чем?

Она деловито сложила подгузники в стопку, потом носочки. Молчит. Не знает, как сказать.

- Ну как о чем… О вас.

- О нас?

- Ну да, о вас.

Эту тему я затрагивать не хотела. Она меня раздражала и заставляла чувствовать себя отвратительно. Потому что Миша был слишком рядом, слишком всегда угождал, старался, заботился, и от этой заботы меня трясло… потому что я знаю, что за все в этой жизни надо платить. Нет ничего просто так. Да, Миша ничего не просит взамен. Но он ждет, он надеется, он хочет. Он смотрит на меня этими возбужденно преданными глазами, а мне хочется спрятаться от них как можно дальше.

Он берет на руки Льдинку, а мне отобрать хочется, не дать ему ворковать с ним. Не знаю почему. Это на самом деле ужасно, я чувствую себя отвратительным, неблагодарным человеком.

- Теть Лар, нет нас и никогда не будет. Не могу я… не могу, понимаете.

- И зря! Ты просто не даешь этому шанса, ты просто не хочешь никого подпускать к себе. А Миша… Миша на многое готов ради тебя и малыша. Знаешь, мама моя говорила, что должны любить тебя, а не ты. Много больше любить. Подумай. Он и при работе, и при должности, и деньги водятся. Да, не богач крутой какой-то, но все, как у людей.

- Я понимаю…