Любимая серая мышка

В лицо ударяет порыв ветра и становится совсем холодно. Моя куртка осталась в офисе, а тонкий пиджак подруги, казавшийся с утра таким привлекательным, совершенно не греет. А еще он, кажется, сохранил гадкий запах из той клетки, и теперь мне кажется, будто я вся пропиталась им. И Алексей наверняка это тоже чувствует…

Отхожу на несколько шагов в сторону, но мужчина тут же возвращает руку на мое предплечье.

– Не вздумай сбежать, – цедит сквозь зубы и тянет к машине на самом краю парковки.

Он в самом деле поверил в то, что наговорил мужик в кабинете? И думает, что я забралась в отдел кадров, чтобы что-то там выведать? Правда считает, что способна на подобное после того, что было между нами?

От отчаянья и обиды у меня вырывается новый всхлип, а некстати проснувшийся внутренний голос ехидно подсказывает: «А ты-то сама что подумала бы на его месте? Наверняка бы решила, что и тебя он обхаживал специально… чтобы усыпить бдительность и раздобыть нужную информацию».

Теперь я рыдаю, уже не сдерживаясь. Понимаю, как это выглядит со стороны. Конечно, разве что-то другое могло ему прийти в голову? Про истинные причины ведь точно невозможно догадаться.

– В машину садись, – командует он, мрачнея еще больше. Дожидается, пока я окажусь в салоне, и усаживается на водительское кресло. Но не заводит, смотрит прямо перед собой невидящим взглядом. И это становится последней каплей.

– Я могу объяснить, – пусть лучше считает меня влюбленной дурой, чем преступницей или шпионкой.

Лавроненко кивает, не поворачиваясь.

– Давай, объясняй. Очень интересно послушать.

– Я ничего не собиралась воровать… и выведывать тоже…

– Не собиралась, но украла, – отзывается он. – Ключ у охранника так точно.

– Только его, – я давлюсь очередным всхлипом. – Но мне надо было попасть в кабинет… Очень…

– ЗА-ЧЕМ? – мужчина все-таки разворачивается ко мне. Разгневанно сверкает глазами, и я понимаю, каких трудов ему стоит сдержаться.

– Прости… те меня, пожалуйста! – это я только в своих мыслях смелой была, обращаясь к нему на «ты». Да и то до всего, что случилось. А теперь такую вольность и представить страшно. Но признаваться все равно надо, потому что меньше всего на свете хочу, чтобы он возненавидел меня.

– Мне нужен был… ваш адрес, – выдыхаю разом и прячу лицо в ладонях. Смотреть на шефа мучительно стыдно.

Не вижу его лица, но зато хорошо понимаю, что останавливаться нельзя. Теперь точно должна рассказать все.

– Я хотела посмотреть в компьютере… в базе всех сотрудников… Просто ничего не получилось… вчера. И сегодня тоже… То есть у меня да, а вы… вы так и не успели… Я подумала, что приеду к вам, и это будет сюрприз… и…

От непрекращающихся слез тяжело дышать. Склоняюсь еще ниже, почти упираясь лбом в колени. Жаль, что не могу забраться под сиденье и спрятаться там. А еще лучше куда-нибудь провалиться. Потому что страшно представить, какой может оказаться его реакция.

Лавроненко молчит, долго, кажется, несколько минут, хотя я вряд ли сейчас способна адекватно оценить время. А потом вдруг начинает кашлять, и неожиданно выдает:

– Да уж, сюрприз тебе определенно удался.

И заводит машину. Я замираю, вслушиваясь в повисшую в салоне тишину, жду каждое мгновенье, что он вот-вот меня ругать, выскажет все, что думает про мою глупость. Но мужчина не произносит больше ни звука. А когда, наконец, останавливается, и я решаюсь поднять голову, то в темных силуэтах за окном не вижу ничего знакомого. Приоткрываю дверь и убеждаюсь, что приехали мы вовсе не к моему дому. Конечно, Алексей был у меня всего раз и вполне мог ошибиться.

Молчу, растерянно рассматривая незнакомый темный двор, а мужчина тем временем выходит из машины и распахивает дверь с моей стороны.

– Так и собираешься тут сидеть?

Могу себе представить, как сейчас выгляжу. Лицо распухло от слез, косметика размазалась, а про прическу и подумать страшно. И он видит меня такой! Но выхода все равно нет, и прятаться мне негде. Осторожно поднимаю голову и смотрю на него.

– Это не мой дом.

Он кивает.

– Конечно, не твой.

– А… – как странно, из меня вытекло целом море слез, а губы саднит от сухости. Облизываю их и уточняю, – куда мы приехали тогда?

Лавроненко приподнимает бровь. Лицо все такое же суровое, но вот в глазах что-то неуловимо меняется.

– Я так понимаю, узнать мой адрес ты не успела. Иначе бы не задавала таких вопросов.

Я еще раз оглядываюсь. Пришедшая в голову мысль кажется совершенно безумной – слишком хорошо помню, в какой ярости мужчина был там, в полиции. Мог ли он после этого привести меня к себе? Даже если поверил…

Медленно поворачиваюсь к нему, смотрю в глаза, пытаясь там прочитать ответ. Вот только ничего не выходит: от собственного смятения я соображаю с трудом. И потому решаюсь спросить:

– А зачем… мы здесь?

Уголки его губ едва заметно дергаются.

– Вообще-то я привык ночевать дома.

– А… – пересохшие губы не слушаются, – я тогда зачем?