Любимая серая мышка

– Ну и плевать. Сейчас все узнаем и решим. Не расстраивайся из-за этого. Пойдем.

Лавроненко обхватывает ладонями мое лицо.

– Уверена, что все в порядке, Маш? – с сомнением уточняет он. – Я могу поговорить с ними один. Не хочу, чтобы ты волновалась.

– Не буду, – обещаю я. – Это вчера мне было плохо, потому что думала… – умолкаю, к вчерашним своим сомнениям не хочется возвращаться даже в воспоминаниях. – Я пойду с тобой. Не хочу, чтобы ты разбирался со всем этим один.

– Спасибо, родная, – он снова склоняется к моим губам, и хотя поцелуй выходит коротким, мне не менее сладко, чем было только что в машине. И спокойно. Если кому-то и надо переживать, то точно не нам. Пусть она беспокоится, что натворила в жизни столько глупостей. И когда-то давно потеряла свой шанс.

Стоит только Алексею открыть дверь, как мы тут же натыкаемся на испуганный взгляд женщины. Будто она специально стояла в прихожей, дожидаясь нашего возвращения. Вздрагивает, нелепо задирая плечи и пытаясь втянуть в них голову, и начинает тараторить.

– Леш, я все объясню. У меня с деньгами проблемы, понимаешь, ну и ночью идти искать отель было как-то неудобно.

Я не выдерживаю – хмыкаю. Вот уж действительно, правильно говорят о некоторых, что такая простота хуже воровства. Альбина и смущается вроде бы, но при этом смущение не помешало ей остаться в чужом доме на ночь. И теперь совсем не видно, чтобы она куда-то торопилась.

А Алексей злится. Я чувствую его напряжение, вижу почерневший, тяжелый взгляд, которым он сверлит бывшую жену. Пытается сдерживаться, но невозможно не заметить, как тяжело ему это дается.

– Кажется, я еще вечером сказал, чтобы ты убиралась. Проблемы решают не так, Альбин. Не за счет других.

– Да ты просто не так понял… – она мотает головой, но убедительней при этом не становится. Да и нет у нее никаких аргументов, я больше чем уверена, что все слова придумывает прямо сейчас, на ходу, надеясь, что они возымеют силу. Но на что рассчитывала в самом деле, неужели думала, что он обрадуется спустя столько лет, еще и после подобной дикой выходки?

Мои размышления прерывает вышедшая в коридор Таня. Кивает, даже не стараясь скрыть своего смущения.

– Завтракать будете? – уточняет девочка, исподлобья разглядывая нас. – Мы тут похозяйничали немного, ничего?

Леша неопределенно дергает плечом. Предложение ему явно не по душе, но напрямую высказывать претензию Тане он не хочет.

– Я оладьи пожарила, – добавляет та.

Снова обращаю внимание, что она очень похожа на мать, но теперь вижу и другое. Сходство это – только внешнее. Я замечаю, что внутренне она совсем другая. И вся эта ситуация ее напрягает ничуть не меньше, чем нас. Девочка напряжена и взволнованна, и ждет реакции от человека, которого считает отцом. Напоминает натянутую до предела струну, тронь, задень неаккуратно – и срезонирует.

Вдруг представляю себя на ее месте – и пугаюсь, потому что не знаю, что бы стала делать. Мне повезло с отцом, он всегда был рядом, любил заботился и поддерживал. И даже сейчас, когда я выросла, продолжает это делать. А Таня своего отца знать не знала. Не видела ни разу в жизни, и сложно предположить, что могла надумать о нем. И чего ждет сейчас.

Мне жаль ее. Жаль до такой степени, что хочется сказать Алексею, чтобы он не отталкивал. Конечно, ложь – не решение проблемы, но не он это начал. И не важно, по каким причинам, но девочка считает его папой. И чего-то ждет.

Я осторожно сжимаю пальцы мужчины, поглаживая его ладонь. Что он чувствует сейчас, кажется, отлично понимаю. Ему более чем непросто. И страшно не хочется нанести глубокую рану девочке, у которой впереди вся жизнь. Ее нельзя разочаровать, нельзя все усложнить еще больше.

– Да-да, Танюша приготовила завтрак! – вклинивается в разговор Альбина, вот только ее улыбка не кажется искренней. – Она у меня умница. Все умеет, как взрослая.

– Мам! – на лице девочки разливается румянец смущения, а в глазах вспыхивают огоньки недовольства. И мне становится жаль ее еще больше. Как же неловко должно быть ей сейчас, когда она пытается понравиться человеку, которого видит впервые в жизни.

Я растягиваю губы в улыбке.

– Люблю оладьи. И мы очень проголодались, да, Леш?

Лавроненко растерянно перехватывает мой взгляд. Он-то точно не планировал совместный завтрак с незваными гостями. Еще и за меня боится. Я виду отчетливое волнение и вопрос на его лице.

Улыбаюсь теперь уже по-настоящему и за руку тяну мужчину в кухню. Давай, любимый, включайся. Подыграй немножко, девочка же не виновата, что у нее неадекватная мать.

Горка румяных оладьев в миске на столе выглядит действительно аппетитно. Мне и правда хочется есть. А еще – очень хочется выйти из этой ситуации с наименьшими потерями для всех.

– Вы начинайте, я чуть позже к вам присоединюсь, нужно сделать звонок, – Альбина нездорово хихикает и скрывается в спальне.

Стараюсь не думать, что не отказалась бы выкинуть ее оттуда. В отличие от дочери женщина ничуть не смущается, что вторглась на чужую территорию.