Любимая (СИ)

Чарли уже стоял рядом с нашим джипом и говорил что–то военному, видимо, старшему группы солдат. Я разобрала слова «друзья, наши друзья» и поняла, что все стороны не желают открывать при военных свои подлинные взаимоотношения. Это меня вполне устраивало, и я улыбнулась, глядя, как собеседник Чарли таращится на Алену, чья холеная внешность и впрямь была чем–то необычным в этом полудиком пейзаже. Я перебралась на заднее сидение, вполне довольная своей ролью серой мышки, как вдруг от шатра донеслись громкие удары и крики — Саня с Володей все–таки вцепились друг в друга и повалились оба на землю под крики развеселившейся толпы. Солдаты, поначалу немного опешив, откатились к своему транспорту, их мегафон разразился звуками, заглушающими все остальное, но я заметила, как автоматы в их руках приняли горизонтальное положение, а бедуины своими спинами образовали круг, внутри которого происходило самое интересное. В какой–то момент я разобрала, что дерущихся почему–то стало трое, а не двое, как было вначале, а потом высокий тип тоже подскочил к ним и заорал, заглушая даже армейский мегафон:

— Вы на голову ебанулись, придурки! — услышала я. — Потом разберетесь! Атас!

Постепенно ему удалось растащить драчунов, и я увидела, что Саня ковыляет в нашем направлении, а Володя и еще один белобрысый тип отходят к шатру. Брюхо в это время вступил в разговор с офицером, и, судя по его жестикуляции, я поняла, что он объясняет, будто дерущиеся пьяны и ничего серьезного не произошло. До меня несколько раз донеслось слово «миштара», обозначающее на иврите полицию.

Я уже давно поняла, что в этой стране «миштарой» можно утихомирить любую ситуацию, но это не значило, что мы могли бы почувствовать себя в безопасности, не окажись на нашем пути армейского патруля.

Так мы и возвращались обратно к Эйлатской трассе — позади пылящего джипа цвета хаки. Брюхо сидел рядом с Чарли, а я устроилась в уголке позади, рядом с воркующими Аленой и Саней. Тихий разговор Брюха и Чарли едва доносился сквозь музыку из четырех динамиков, и я почти уже уснула, когда голос Алены вернул меня к действительности.

— Вставай Аня, пошли ужинать, — Алена непринужденно улыбалась. Вокруг раскинулись эйлатские огни, а мы остановились у ярко освещенного рыбного ресторана.

Я даже не заметила, когда мы расстались с нашим военным эскортом, и сейчас только ощутила себя в таком безопасном и уютном покое, что единственным моим желанием было сохранить это чувство подольше.

За столиком в почти пустом по ночному времени зале Саня рассказал, как он к сумеркам добрел до бедуинского стана и, некоторое время понаблюдав из–за камней, решил объявить о своем присутствии. Он двинулся к шатрам небрежной походкой человека, уверенного в себе, и навстречу ему вышли двое бедуинов с собакой.

Поначалу они не хотели вести его к русским, но скрывать их присутствие тоже было бы глупо — джип и «БМВ» стояли вблизи шатров, и Саня заявил, что знает, кому они принадлежат. В принципе, это могли быть и машины кочевников, но он угадал, вскоре оказавшись в одном из шатров, где вовсю шли терки, которым уместнее было бы происходить где–то намного севернее по широте.

— Меня должны были убить еще вчера, — просто сказал Брюхо, отпивая белое вино из бокала. — Вольдемар прошляпил подходящий момент, и я понял, что Кореец еще не готов. Потом пришлось напомнить ему, что со мной выгоднее дружить, чем враждовать. В конце Кореец назвал Селю сявкой и предателем, и нас осталось двое против четверых.

— Кореец — это тот здоровый? — поинтересовалась я.

— Да, авторитетный вообще–то бандит, но при этом бедный, как церковная крыса. Им бы об этом подумать, прежде чем подписывать его за себя. Я–то по-любому больше стою, чем Румяный и Вольдемар вместе взятые…

— И когда я появился, — продолжил Саня со ртом, набитым какой–то местной рыбой, запеченной на гриле, — нас уже было трое против четверых. Макс очканул и свалил, не желая участвовать в чужих разборках, а Селя уехал еще раньше, когда понял, что Кореец в нем не нуждается. Он хотел уйти именно под Корейца, которого считал своим.

— Они и сейчас считают друг друга своими, — вставил Брюхо. — С ними я разберусь в свою очередь. Подумать только, с восьмидесятых я этого дебила поднимал, дал ему все, что ему и не снилось, а он, гад позорный, на меня же и комбину склеил.

— Я давно говорил, что Селя недоволен твоими новыми порядками, — сказал Саня. — А ты от моих слов отмахивался.

— Если такое животное, — задумчиво сказал Брюхо, — было недовольно новшествами, значит, я все делал правильно. И теперь я еще придумал кое–что… — Брюхо задумчиво посмотрел на меня. — Кстати, малышка, твоя история мне оказала неплохую службу. Похоже, тебя ждет за это награда.

— Какая история? — признаться, я снова начала дремать, выпив немного вина, и на слова о награде не обратила внимания.

— А та, где авторитет по прозвищу Хромой ездит на «Брабусе» и заправляет брянскими уголовниками. Представь себе, как оборжался Кореец, близко знакомый с нашим общим другом Климом.