Любимец

А надо ли? Где мне найти людей, которые думают, как я, которые тоже хотят выгнать спонсоров и тех, кто помогает им править нами? А может быть, я один такой на всей Земле? Может быть, все довольны?

Так ничего и не решив, я взял у Сени чугунок и попробовал на вкус воду ‒ вода была хрустальная, холодная. Потом Сеня полил мне на руки, и я ополоснулся. У нас было четыре сухаря. Два мы съели за завтраком, а два оставили на вечер. Мы положили сухари на полку, потому что не знали, что ест кошка ‒ если она ест сухари, то лучше их держать от нее подальше.

Потом мы с Сеней пошли наверх, к каменному дому с крестом, но не дошли до дома, как Сеня углядел, что речка, которую мы переходили ночью, сливается с другой ‒ широкой. Он сказал, что сбегает, поглядит. Он обещал быть осторожным.

Я вошел в каменный дом.

В нем было холодно. Через провал в крыше намело сугроб снега, который так и не растаял. На стенах дома были нарисованы картины, изображающие людей, одетых в простыни. Я попытался понять смысл в картинах, которые рассказывали какую-то историю, но не смог. Там же было еще несколько картин, нарисованных на деревянных досках. На них тоже были изображены древние люди. На двух или трех ‒ женщина в платке, державшая на руках маленького ребенка.

Я злился, потому что не мог понять, зачем людям нужен такой дом.

Внутри было очень тихо, шум весеннего леса доносился сюда как комариный звон. Я услышал, как треснул сучок под ногой человека. Человек шел медленно. Это был не Сеня. Я сделал шаг к стене и замер. Шаги были слишком слабыми и вялыми, чтобы принадлежать моим преследователям, но все же в незнакомом месте нужно быть осторожным. Я вытащил до половины нож.

Темная согбенная фигура с палкой появилась в дверном проеме. Сразу было ясно, что это старый человек.

Я не стал окликать его. Пускай делает что хочет. А то еще испугается.

Старик прошел в центр зала и остановился, словно в нерешительности.

Лица его мне было не видно, потому что его черная ветхая одежда заканчивалась наверху капюшоном, в котором оно пряталось. Лишь серая борода висела, не касаясь впалой груди.

Глядя на картину, изображавшую женщину с ребенком, он принялся невнятно и быстро бормотать. Я различал отдельные слова, но не мог понять общего смысла его монолога. Старик говорил и говорил… и тут снаружи раздался детский крик:

‒ Тим, где ты? Дядя Ланселот…

Я невольно пошевелился, и старик резко обернулся ко мне.

Я видел, что он испугался ‒ он был такой слабый и старый.

‒ Не бойтесь, ‒ сказал я. ‒ Я не желаю вам зла. Мы здесь вдвоем с мальчиком.

‒ Храни вас господь, ‒ сказал старик. ‒ Я уже никого не боюсь.

Солнечные лучи пробивались сквозь высокие окна, и когда старик обернулся ко мне, я увидел, что у него изможденное, мятое, желтое лицо, на котором ярко видны черные глаза. Рука, лежавшая на набалдашнике трости, раздулась в суставах и, как лицо, была покрыта морщинами.

‒ Здравствуйте, ‒ сказал я. ‒ Меня зовут Тим. Или рыцарь Ланселот. Мы с мальчиком Арсением бежали из питомника и прячемся здесь. Мы не знали, что вы здесь живете.

‒ А я не здесь ‒ я в лесу живу, ‒ сказал старик. ‒ В церкви жить опасно ‒ место высокое, открытое, сюда эти заваливаются.

‒ Кто такие ‒ эти?

‒ Милиционеры, ‒ сказал старик. ‒ На рыбалку прилетают на своих вертолетах.

‒ Люди? ‒ спросил я. ‒ Не спонсоры?

‒ А жабам здесь чего делать? ‒ сказал старик. ‒ Жабы наших лесов не любят.

‒ А мы с Сеней здесь ночевали, ‒ сказал я.

Видно, услышав наш разговор, в дом вошел Сеня и вовсе не испугался незнакомого старика. Он подбежал ко мне:

‒ Смотри! ‒ Двумя руками он прижимал к груди чугунок, полный небольшими рыбками. Некоторые еще шевелились.

‒ Это еще откуда? ‒ Только тут я заметил, что мальчишка совершенно мокрый.

‒ Там большая река! ‒ торжествующе объявил Арсений. ‒ Я в нее нырнул ‒ ты же знаешь, что я могу. Мне в воде даже лучше. Я их догнал, теперь у нас есть еда.

Он ждал похвалы. Он был горд собой.

‒ Молодец, ‒ сказал я.

Мальчик поправил упавшую на лоб мокрую прядь волос. Старик со страхом смотрел на его перепончатую руку.

Он провел крест-накрест рукой перед своим лицом.

‒ Вы меня боитесь? ‒ удивился малыш.

‒ Господь с тобой, ‒ сказал старик. ‒ Никого я не боюсь. Молитвой оберегу себя.

Но было ясно, что он боялся.

‒ Дай мне нож, ‒ сказал Сеня.

‒ Зачем?

‒ Я почищу рыбу, сниму с нее чешую, выпотрошу. Мы же не дикие!

‒ Мы же не дикие, ‒ улыбнулся я и отдал малышу нож.

Сеня помчался прочь из дома, который старик назвал церковью.

‒ А вы где живете? ‒ спросил я.

‒ У меня землянка есть, в самой чаще. Меня не найдешь.

‒ Вас могут обидеть? ‒ спросил я.

Старик даже не понял меня. Потом вдруг улыбнулся ‒ а не улыбался он давно, и, по-моему, его морщинам стало больно.

‒ Меня и звери и птицы не опасаются, ‒ сказал он. ‒ Из рук моих едят. Я же здесь почти всю жизнь прожил.

‒ Как же так?