– Значит, если кто-то здесь оторвал кусочек, отрывая голову ближнему или посылая кого-нибудь отрывать её именем Аллаха, Христа, Богини Калли или президента, то ему гарантирован рай?
– Да! – говорит этот оголтелый атеист. – Око за око, зуб за зуб!
– Господи! Да не о том я! Не о том! Разве я отрицаю зеркальность этого мира и насилие как таковое? А тем более как защиту. Я против разрушения как способа существования. Да без насилия как толчка – природы нет. Но её же и нет, если это не средство от инерции, а давильня. Да если на то пошло, то вся эта вселенная возникла в результате толчка. Это они – Божественные толчки – порождают движение, а движение – жизнь. И дом свой и свою семью я буду защищать и зубами и лазерами, как каждый нормальный человек. Но только на уровне необходимой защиты. То есть чтобы сохраниться как биологический вид. А как ЧЕЛО, всё время буду цивилизовывать насилие. То есть находить постоянно меняющуюся меру, при которой и оно, и агрессия – созидание, а не разрушение. В этом одна из ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ функций на земле! В этом основной творческий смысл существования по так любимому мною образу и подобию Божьему!..
Несогласен учёный! Несогласен – и всё! То ли потому, что у меня нет учёной степени и я ему не ровня и не авторитет, то ли ещё почему-то. Кивает головой, а говорит всё то же: "Нет!"
Так мы и расстались – каждый при своём. И вы тоже можете не принимать всё, что я говорю, к сведению. Тем более, что у меня есть ещё одна неординарность – раздвоение личности. Иногда мне кажется, что я – Бог, а Богу – что он – это я!
Но это ничего! Это, говорят, излечимо. Особенно здесь, в Израиле. Две тысячи лет назад уже был прецедент. Да и до этого и после этого – тоже! А вот то, что я наполовину русский, а наполовину еврей, – это беда! А может быть, и мой путь… Потому что, когда моя русская половина разворачивается и выкрикивает цыганское "Э-эх!", еврейская сжимается и стонет на всех языках мира: "О-ох!.."
Адовы муки!
Адовы!..
Письмо пятое
Избранные
В каждом сидит антисемит, антирусит, антиамериканит, антиазиит, антиафриканит, антиевропит – АНТИЧЕЛОВЕКОВИД!
На эту тему я могу говорить с утра до вечера.
Натерпелся!..
Помню, поехали мы с отцом в Алма-Ату за физиоаппаратурой для его кабинета (мне было лет 7–8, и оставить меня было не с кем). Только собрались обратно, как откуда ни возьмись – главврач. Здоровенный такой мужик! Он по каким-то своим делам был в городе и, зная, что назад будет грузовик, решил им воспользоваться. Всё-таки это лучше, чем ехать в перегруженном общественном транспорте. Для него всякие там со люксы и УВЧ детской забавой были. Он не только в жизни, но и в медицине особенно не задумывался и знал одно – резать! Хирург ещё тот… Из породы коновалов…
Но это я узнал лет через семь. А тогда мне было непонятно, почему этот невесёлый дяденька сам сел в кабину, а мне с отцом предложил или открытый кузов, или на все четыре стороны…
Естественно, что отец выбрал первое. Главврач вполне мог свалить хрупкие аппараты куда попало.
Но и это я тоже узнал нескоро. А тогда минут в пять прямо окоченел. Мороз был под тридцать, и до места, где мы жили, тоже примерно столько же, но уже километров. Вы, конечно, поняли, что дело было зимой, и ветер прибавлял к тридцати ещё градусов десять, если не больше. В общем, замолотил мой смуглый папочка по кабине и стал просить, а после требовать, чтобы дяденька взял меня в кабину.
– Машина больничная, а я главврач! – сказал дяденька. – Не нравится – голосуйте! Ловите попутку!
Но в 1953–54 году – не как сейчас: час можно было простоять, пока какая-нибудь машина или забитый до рекордов Гиннесса маршрутный автобус проедет. К тому же аппаратуру отец выбивал с большой кровью. В самой Алма-Ате того не было, что он выписал для больных бывшей казачьей станицы Талгар.
Что ни говорил мой родитель, как ни возмущался и удивлялся – дяденька главврач был непреклонен. Наконец шофёр не выдержал и снял с себя огромный бараний тулуп, а отцовское демисезонное пальто набросил себе на плечи.
Главврач даже не поёжился в своей купеческой шубе…
Так мы и доехали с отцом в обнимку, растирая нос и щёки…
Конечно, после этого мой принципиальный папочка не здоровался с этим светочем здравоохранения, и, на его счастье, того скоро сняли то ли за какой-то внеплановый и рукотворный трупяк, то ли за безграничное хамство. Но если бы он услышал то, что услышал я, когда стал свидетелем перепалки шофёра с хирургом, то не знаю, чем бы всё закончилось. Отец мой был хоть и худенький, но в вопросах чести и совести заводной до смертоубийства. На счастье хирурга, да и моего родителя тоже, он в это время полез в кузов поправить какой-то ящик с аппаратом.
– Я с жидом срать рядом не сяду, а не то, что на колени брать! Мало их Гитлер покоцал!.. Говно на говне! – спокойно и с достоинством сказал дяденька хирург и поплотнее подоткнул под себя шубу.