Любимец моих дьяволов

— Нет! Я не хочу.

— Пару минут назад хотела.

— Нет! Я… я просто не знаю, не понимаю, что ты делаешь. И устала ждать, когда ты все объяснишь!

— Я не за объяснениями сюда пришел, — резко бросает Якоб и подходит ко мне вплотную. Пячусь от него пока не упираюсь спиной в стену.

Но наверное дело не в преграде. Я заглянула в его зеленые кошачьи глаза и меня будто парализовало, не могу сделать ни шагу. И стоит ему только прижаться, меня охватывает безудержное желание.

— Пожалуйста, — произношу едва слышно.

— Это звучит мило. Но даже не спрошу, о чем ты. Мне это не важно. Он притягивает меня к себе с силой, и впивается в мои губы неистовым поцелуем. Запускает руку в мои растрепанные волосы и сжимает до боли. Тянет назад, вынуждая запрокинуть голову. От него исходит огненный жар.

И отчаянная, глупая до абсурда радость разливается сладкой, ноющей болью, желание лишь одного — близости… Пальцами впиваюсь в его плечи, прижимаюсь все теснее, словно тону, а он мой единственный шанс на спасение. Отвечаю на его поцелуи с не меньшей страстью. Хотя внутри все еще страшно, все еще свежи воспоминания о боли. Но я давно решила, что даже боль ради него терпеть готова. Если он моя одержимость, значит бесполезно пытаться избежать ее. Якоб отрывается от моих губ, прокладывает дорожку поцелуев по шее, и я запрокидываю голову, наслаждаясь. Его руки обнимают меня за спину, спускаются ниже, к ягодицам. Все сильнее прижимает к себе, теперь чувствую, как он возбужден, твердая плоть прижимается к моему животу. Я все еще в его плаще, и теперь эта вещь начинает душить меня, мешать невероятно. Сбрасываю, оставаясь в платье, тоже не самый удобный вариант. Очень закрытое, и снимать сложно, много потайных крючков… Задыхаюсь от желания обнажиться, всей кожей почувствовать прикосновения Якоба. Мы вместе, дрожащими руками возимся с проклятыми застежками.

— Су-ука, ну и платье, — рычит Штаховский, а у меня нервный смешок вырывается. В ответ он дергает изо всех сил, но материал не поддается.

— Это пытка. Ты нарочно. — Говорит уже более спокойно, ворчливо.

— Нет. Я сниму… только дай мне минутку, не мешай.

И Якоб со стоном падает на мою постель. Удобно устраивается на спине, кладет руки за голову. Точно стриптиз смотреть приготовился.

— Я так долго провожусь. Отвернись.

— Ни за что.

— Разденься… тоже. — Предлагаю робко.

Мне становится неловко от собственной смелости. И вообще, мы не должны разговаривать! Если людей накрывает цунами страсти, а с нами это определенно случилось, мы должны молча сбрасывать, срывать с себя одежду, неистово ласкать друг друга… Ну уж никак не перекидываться репликами… Которые, если честно, еще сильнее возбуждают и сносят крышу. Хотя это не по канону…

Ох, о чем я только думаю! Какой нафиг канон… Как только платье поддается и падает на пол, Якоб оказывается рядом со мной. Помогает расстегнуть бюстгальтер (хотя я и сама бы отлично справилась), и сомкнув губы на соске начинает страстно ласкать его языком. С моих губ слетаю приглушенные вскрики, закусываю губы до боли, но молчать не могу, стоны сами вырываются наружу. Якоб снова обрушивается на мои губы, я что-то пытаюсь прошептать, но это лепетание тонет в глубоком поцелуе. Мне нравится его животная агрессивность. Его твердое тело, настолько горячее, что кажется, можно обжечься. Его руки, от одного вида которых у меня перехватывает дыхание, тоже обжигающе горячи и этот жар передается мне, буквально воспламеняет все мое тело.

Но он все еще одет… Начинаю расстегивать его рубашку, пальцы дрожат, не слушаются. Пытаюсь сосредоточиться, дышать глубоко. Наконец Якоб проявляет сочувствие и снимает ее сам.

Провожу ладонями по мускулистым плечам, широкой груди, плоскому животу, сначала робко и медленно, потом жадно, требовательно. Я точно опьяневшая, хотя ни глотка алкоголя не сделала. Забываюсь настолько, что руки скользят еще ниже, под ремень джинсов.

— Бесстыдная девчонка, — ворчит Якоб. Притягивает меня к себе с неистовой силой. А потом опрокидывает на постель и нависает сверху. Одним движением срывает с меня трусики, его рука скользит меж моих ног… И они сжимаются, очень сильно, начинаю дрожать. Мое тело плавится от его прикосновений, но разум… все еще помнит о боли.

— Не надо. — Прошу умоляюще.

— Что за игра, Лиз? Хочешь снова спровоцировать? — хрипло спрашивает Якоб.

Мотаю изо всех сил головой.

— Тогда скажи, в чем проблема.

— Мне стыдно…

— Серьезно? — он даже руки от меня убрал. Кажется, я сморозила очередную глупость…

— Малышка, мой язык только что у тебя во рту был. Ты рвалась в бой, хотела раздеться и наброситься на меня, а теперь тебе стыдно? Издеваешься?

Тон не язвительный, как обычно, скорее чуть насмешливый и одновременно нежный. Но у меня от стыда текут слезы. Якоб вытирает их указательным пальцем, и в этом жесте столько эротики, что во рту мгновенно пересыхает.

— П-прости, что я такая неуклюжая.

— Ты? Неуклюжая? — усмехается. — Это что-то новое. Так ты скажешь в чем проблема? Хочется продолжить…

То, что я не наскучила ему, и впервые он готов выслушать, разговаривать, вызывает во мне целую бурю эмоций.