— Ты совершенна. Фарфоровая статуэтка. Давно здесь не было такой изысканной красоты. Женщина подводит меня к зеркалу, демонстрируя мое лицо. Макияж выполнен очень профессионально — скулы более высокие благодаря искусному нанесению пудры и румян, губы кажутся полными и сочными, глаза — огромными и испуганными.
— Они передерутся за тебя.
— Хоть бы сдохли.
— Ты права. Кто-нибудь обязательно пострадает. Но не ты.
— Надеюсь это буду я…
Странный разговор. Женщина, которая мыла меня и одевала, немолода и похожа на цыганку. Ее предсказание глубоко запало мне в душу. Но я все еще слаба и разум точно в тумане. Это, наверное, к лучшему, ведь подошел сам час продажи…
Вот и комната с зеркалом. Мы с Наташей в ней вдвоем.
— Пусть блондинка наклонится. Повернется задом к зеркалу. Раздвинет ягодицы максимально широко.
Я задыхалась от этих унизительных приказов, лицо горело словно мне пощечин надавали. Мужчина, ненавидящий Брейкеров определенно начал свою месть. Мое сознание почти отключилось после этого приказа. Я в полной прострации, на грани обморока. И только едва заметные, короткие, очень быстрые щипки Наташи держат меня в сознании.
— Тебя купили, — шепчет Наташа, когда наконец нам позволяют покинуть комнату. В ее голосе звучит зависть, а меня буквально трясет от унижения, что пережила там. — Только не испорти все. Он сука конечно, что заставил тебя так наклоняться… Но он оочень богат. И вроде как хорош собой.
— Откуда ты знаешь?
— Я тут не в первый раз, обросла уже связями.
— А ты? Тебя взяли?
— На этот раз нет. Но опять приду. Хочу очень. А тебе повезло. Сукам богатым всегда везет.
Меня взяли. От этой мысли трясутся руки. Я не проститутка и не смогу вести себя так, как угодно клиенту.
— Ну где там моя покупка? — раздаются надменные слова, и комната начинает вращаться перед глазами. До боли знакомый голос. Думала, больше никогда его не услышу. И не увижу его обладателя. Признавалась себе, открывая горькую правду, которая заключалась в том, что я безумно скучала.
Передо мной стоит Якоб. Надменный взгляд пронзает меня насквозь.
— Привет, Морковка. Соболезную насчет отца. Вижу, ты не ожидала меня увидеть? — спрашивает с равнодушным спокойствием.
Он прав, я не ожидала. Невозможно описать сейчас мои чувства. В полном шоке. Оглушена, ошарашена. Якоб и есть богач, который имеет зуб на меня?
И в то же время не могу оторвать от него взгляда… Дорогой костюм, сшит на заказ — в этом я разбираюсь… Якоб сильно изменился… стал другим, еще больше окреп. Грудная клетка стала мощнее, плечи — шире, черты лица — грубее. Но ему все это невероятно шло. Его сексуальность стала еще явственнее, затягивая в свою бездонную пучину. К красоте, очаровательному пофигизму прибавилась опасность, притаившаяся в уголках зеленых глаз. Стоило поймать всего один взгляд, и будто прошило молнией насквозь. Дрожь пробежала по всему телу, сердце бешено заколотилось в груди. Все те же симптомы, я так и не излечилась от проклятой зависимости. Вот только теперь стала игрушкой в руках своей одержимости. — Не ожидала… — с огромным трудом удается выдавить из себя.
Странная встреча у нас вышла, согласен, — продолжает Якоб, глядя мне в лицо, на котором, наверное, отпечаталось выражение полного потрясения. — Зато нам ничего не мешает продолжить то, на чем остановились, верно? В конце концов, ради чего люди встречаются в борделях.
Теперь мое лицо горит, словно он ударил по нему. Зачем так жестоко? Одним предложением заставил испытать боль из-за потери отца, и одновременно вспомнить ужасные, раздирающие ощущения, когда лишал меня невинности — грубо, бесцеремонно, с намеренной жестокостью. Близость с Якобом — моя заветная мечта и самый страшный кошмар… Но в то же время между ног все сжимается в предвкушении от его слов. Несмотря на воспоминания о том, как мне было больно с ним, его огромный член, разрывающая на части боль, мои слезы, крики и его невозмутимость. Хотя, как еще он мог себя вести? Я сама виновата. Провоцировала. Потому что хотела. С детства хотела. Бредила им. И чем меньше он обращал на меня внимания, тем сильнее жаждала его.
— Пошли, детка. У нас куча дел. — Но останавливается, видимо сообразив, что я все еще в одном белье. Снимает пиджак и набрасывает мне на плечи. — Прикройся, не люблю свои покупки всем подряд показывать.
Понимаю, что его злость на меня так и не прошла. А я-то дура надеялась. Что заплатила сполна. Но действительно — как можно заплатить, если отобрал жизнь. Я виновата в смерти Бориса и Якоб никогда мне не простит этого…