Любимое уравнение профессора

Я замешивала тесто. Мы решили испечь свежий хлеб, чтобы съесть его за ужином, еще горячий, с сыром, ветчиной или овощами, кому чего захочется. Солнце клонилось к закату, но жара еще не спала. Даже в распахнутое окно ветер заносил горячий воздух, словно кусты и деревья выдыхали весь накопленный за день зной. Цветы ипомеи в горшке, которые Коренёк притащил из школы, уже закрыли на ночь бутоны, но цикады, облепившие ствол самой высокой в саду павловнии, еще отдыхали перед вечерним концертом.

Тесто для хлеба было таким мягким и теплым, что я не могла от него оторваться. На кухонном полу белела рассыпанная мука. Мои брови, когда я вытирала пот со лба испачканным рукавом, тоже стали белыми.

— Профессор… — позвал Коренёк, стискивая карандаш и буравя взглядом страницу. Жары он не выносил и весь день ходил в майке и спортивных трусах. Полчаса назад он прибежал из бассейна, и волосы были еще влажными.

— Да?

Профессор поднял глаза от книги. Очки его балансировали на кончике носа.

— Что такое total bases?

— Количество баз, «украденных» питчером за один хит. Одна база — очко, две базы — двойка, три — тройка, ну и…

— Четыре — хоум-ран! — крикнул Коренёк.

— В яблочко! — просиял Профессор.

— Не отвлекай Профессора от работы, — сказала я, нарезая тесто на куски, чтобы скатать в небольшие шарики.

— Ладно, ладно… — пробурчал Коренёк.

Небо было совершенно чистым. Лучи солнца, подрагивая в зеленой листве, слепили глаза. Коренёк, загибая пальцы, подсчитывал «украденные» кем-то базы. Я разожгла духовку. Радио взорвалось какими-то хрипами, но тут же замолкло.

— А как… — снова проговорил Коренёк.

— Что — как? — уточнила я.

— Да я не тебе! — отмахнулся он. — Профессор, а как подсчитывать «общее количество эт-бэт»?

— Умножаешь число игр на три целых одну десятую, а затем отбрасываешь все, что после запятой.

— А половинки куда? В сторону увеличения?

— Э, погоди… Дай-ка взглянуть!

Захлопнув книгу, Профессор поднялся и шагнул к Кореньку. Записки на нем зашуршали, будто перешептываясь меж собой. Одну руку Профессор положил на стол, другую — опустил на плечо Кореньку. Их тени на полу слились воедино. Коренёк болтал ногами под стулом. Я сунула хлеб в духовку.

И вот наконец из динамика послышалась музыка: начало бейсбольного матча. Коренёк протянул руку и сделал погромче.

— Сегодня обязательно победят! Вот увидите! — повторял он, как мантру, уже который вечер.

— Надеюсь, стартовый питчер — Энацу? — воскликнул Профессор, стягивая с носа очки.

Наш обеденный стол был похож горку питчера в центре поля. Темный от влаги круг земли, на который еще не ступала нога человека. Аккуратно заровненный, готовый к началу игры.

— Стартовый питчер от «Тигров» сегодня…

Голос комментатора утонул в реве трибун и треске радиопомех. Мы представили, как стартовый питчер выходит на горку, оставляя первые следы на этой земле, и дразнящий аромат выпекаемого хлеба разлился по столовой.

9

Летние каникулы Коренька подходили к концу, когда страшный флюс разворотил Профессору щеку. Случилось это, когда «Тигры» уже завершили свое шествие по стране с десятью победами против шести поражений, недобрав всего две с половиной игры до турнирного кубка и уступив-таки первенство «Ласточкам Хиросимы».

Похоже, Профессор терпел уже очень долго, молча страдая от боли. Беспокойся он о себе хоть чуточку больше, чем о Кореньке, ничего подобного бы не случилось. Но когда я все-таки это заметила, правая сторона его лица распухла так, что он еле открывал рот.

Вытащить его к зубному оказалось проще, чем в парикмахерскую или на бейсбольный матч. Дикая боль не оставляла никакой энергии для капризов, да и говорил он уже с трудом, так что повиновался моим указаниям как миленький. Переодел сорочку, собрался, обулся и покорно поплелся со мною до самой стоматологии. Будто обнимая собственную боль, он еще больше скукоживался при ходьбе, пока я несла над ним зонтик от палящего солнца.

— Ты должна меня подождать, не забудь! — выговорил он, едва ворочая языком, как только мы сели на стулья в комнате ожидания. И то ли не уверенный в том, что я поняла его, то ли просто не доверяя мне, повторял это на все лады каждую минуту, пока мы ждали.

— Только не отходи никуда, даже на пару минут, пока я буду внутри! Просто сиди на этом стуле и не вставай. Ты понимаешь меня?

— Да, конечно! Одного я вас не оставлю.

Я погладила его по спине, надеясь хоть немного облегчить боль. Другие пациенты вокруг нас уставились в пол и упорно не обращали на нас внимания. В такие минуты я отчаянно стараюсь не терять опоры в этом расплывающемся мире. И говорю себе: я должна быть невозмутима, как теорема Пифагора или формула Эйлера.

— Честное слово?

— Ну конечно! Не беспокойтесь. Я буду ждать вас сколько понадобится. Хоть до бесконечности…

Я знала, что убедить его невозможно, но все равно повторяла это снова и снова. До последнего мига перед тем, как исчезнуть в кабинете врача, он оборачивался, проверяя, не растворилась ли я в пространстве.