Любимые дети, или Моя чужая семья

– Я, разумеется, знаю, почему вы здесь. Выполняете судебное предписание. Я знаю, что вы сделали, и что были освобождены после двенадцатимесячного тюремного заключения. Но не знаю, что вы чувствуете, приехав сюда.

Он ожидал, пока я заговорю, но я смотрела мимо него, в окно. Я хотела оказаться там. Хотела оказаться дома.

– Все нормально.

– Только и всего?

– Я не знаю, чего от меня ждут.

– Вы никогда раньше не были у психотерапевта?

Я покачала головой:

– Только… у школьного психолога, когда выбирала колледж, но, полагаю, это не совсем то.

– У вас были какие-то планы в отношении колледжа?

– Я собиралась ехать в университет Северной Каролины, в Уилмингтон, ДО того… как все случилось.

– Да, так уж вышло, – кивнул он и подался вперед. Я испугалась, что он выкатится из кресла. – Мы станем командой, вы и я. Вместе мы поймем, над чем стоит поработать. Установим какие-то цели.

– Мне не над чем работать.

– Не над чем?

Я покачала головой:

– Вообще-то я нормальный человек. Просто… сбилась с пути.

– Не сомневаюсь, что вы совершенно нормальны, – кивнул он. – Но то, что вы сделали, нормальным не назовешь. И будет неплохо понять, почему вы это сделали. Так, чтобы вы видели, каким качествам стоит уделить внимание, чтобы предотвратить нечто подобное в будущем.

– Ничего подобного в будущем не случится, – заверила я.

Он улыбнулся. Глаза снова исчезли за полосатыми очками.

– Я не коп, – сказал он. – Совершенно необязательно давать мне ответы, которые, по вашему мнению, необходимо давать. То, что мы говорим в этой комнате, здесь и останется. Единственный случай, когда я могу нарушить эту конфиденциальность, – уверенность в том, что вы намерены причинить зло себе или другим. Я должен дать знать службе надзора, что вы были у меня. Но содержание наших сеансов я передавать не обязан. Ясно?

Должно быть, у него самого немалые психологические проблемы! Недаром такой жирный!

Я не видела, чем такой, как он, может помочь мне, но кивнула. И буду кивать в продолжение всех сеансов.

– Как вы себя чувствовали с понедельника? – спросил он.

– Вы о чем?

– Каково это – выйти из тюрьмы? Быть свободной?

– Хорошо.

Он явно ждал продолжения. Я смотрела в окно с видом на парковку, пока глаза не заслезились. Потом уставилась на свои обломанные ногти. Он не собирался говорить, пока не заговорю я. Похоже, мы в тупике. Война. Но я подозревала, что он может держать паузу лучше, чем я.

– Повсюду шныряют репортеры, – сказала я, наконец.

– В самом деле? И каково это для вас?

Я пожала плечами:

– Не выношу их. Это несправедливо по отношению к моей семье. Будь в этом замешана только я… уже достаточно плохо, но хоть понятно, почему они достают меня. Я – последняя сенсация. Но я хочу, чтобы они оставили в покое моего брата и мать.

– Расскажите о своей семье.

– Вы, возможно, и без меня все знаете. По крайней мере, об Энди.

– Я знаю то, что знают все, кто следил за известиями о пожаре, Мэгги. Но, даже когда я слушал новости и запоминал детали, я не мог не задаться вопросом… Видите ли, дело в том, что я давно в этой профессии. – Он улыбнулся. – Я не мог не задаться вопросом, что испытываете вы. Каково это для молодой девушки – оказаться в центре чего-то подобного… да, я знаю об Энди. Все, что о нем говорили СМИ. Но хочу услышать о нем и об остальных членах вашей семьи от вас.

– Ладно, – вздохнула я, сдаваясь. – Энди – очень милый, хороший, умница и идеальный брат. Но он… Вы знаете о врожденном алкогольном синдроме?

Джейкс кивнул.

Я вертела и вертела часы на руке. И думала, что едва не убила младшего брата. Но я не собиралась открывать перед этим типом всю душу.

– Энди учится водить, и у него появилась подружка. Он сильно вырос, пока меня не было. А ма… она славная. Она постарела за этот год. Она и мой дядя Маркус… он был братом моего отца.

– Начальник пожарной команды.

– Верно. Он и моя ма теперь вместе.

– И что ты чувствуешь по этому поводу?

– Это хорошо. Очень хорошо. Хотя у него есть свой дом. Одна из башен Оперейшн Бамблби.

– Вот как? – улыбнулся он. Никто не мог без улыбки думать о домах, переделанных из старых башен.

– Да. – Я едва не улыбнулась сама. – Но он иногда ночует у нас. Полагаю, в последний год это случалось довольно часто.

– И как вы…

– Отношусь к этому? Я уже сказала. Хорошо. Особенно когда вокруг полно репортеров.

Я снова подумала об Энди, шагавшем сегодня утром к школьному автобусу. Возможно, пытавшемся понять, зачем тут репортеры и какой смысл имеют их вопросы. Но прежде чем я поняла, что происходит, глаза наполнились слезами.

– Вы очень любите свою семью, – заметил доктор Джейкс.

Я кивнула.

Он показал на коробку с бумажными салфетками на столе рядом с моим креслом, и я взяла одну и прижала к глазам. Я не хотела плакать здесь. Не хотела дарить этому старому, жирному, обрюзгшему типу удовольствие видеть меня плачущей. Но неожиданно я поняла, что ни на что другое сейчас не способна. Я плакала, и он мне не мешал. Так прошел почти весь остаток сеанса. Джейкс сказал, что все в порядке. Даже хорошо. Во мне скопилось много боли, сказал он, но у нас будет много времени, чтобы все обсудить.