Любимые дети, или Моя чужая семья

Все собравшиеся звали меня, но никто не подошел, и я был рад. Голова кружилась, и я повернулся и прислонился к стене. И случайно увидел босые ноги, исчезавшие в коридоре наверху. Мэгги?!

Она сидела все это время на лестнице и слушала?!

Эта мысль совершенно лишила меня сил, и я подумал, что сейчас сблевану. Поэтому ушел в ванную под лестницей и запер за собой дверь. Прислонился к ней, закрыл глаза, и в мозгу замелькало видение бегущих ног Мэгги. Я мерно и глубоко дышал ртом, чтобы не вырвало.

«Где моя мать?» Я стал колотить кулаком по двери.

«Где она, черт возьми?»

Я вдруг заплакал, как полный кретин, и включил воду. Чтобы никто меня не слышал. В зеркале над раковиной я увидел парня, ничуть на меня не похожего. Кожа на половине лица была красная, туго натянутая, состояла из гладких островков и глубоких впадин, линия волос была прерывистой, и все это было чертовски несправедливо!

– Кит?

Это была Дон. Прямо за дверью.

– Ты в порядке?

Я знал, что, если попытаюсь заговорить, голос сорвется, поэтому проворчал что-то неразборчивое.

– Флип хочет знать, есть ли у тебя более позднее фото мамы, чем то, которое ты дал ему в трейлере? Триш собирается выпустить новый пресс-релиз, и ей нужно фото.

Я взял себя в руки:

– Выйду через минуту.

– Хорошо.

Я услышал удалявшиеся шаги и стал плескать водой в лицо, пока не успокоился достаточно, чтобы снова встретиться с ними.

Возвращаясь, я думал о снимках, оставшихся в трейлере. У матери были мои фотографии до пожара, стоявшие в рамках на книжных шкафах и ее комоде. Но только одно фото, где она была со мной. Снята на мой двенадцатый день рождения. Не сказать, чтобы недавняя.

– Кит, – спросила мисс Триш, когда я вошел в комнату, – у тебя есть недавнее….

– Нет, – перебил я. И тут же почувствовал себя идиотом. Она всего лишь пыталась помочь. – Простите. Это единственное, что у нас было.

– По-моему, у меня где-то были снимки, – вмешалась Лорел. Добрая старушка Лорел спешит на помощь.

– У меня тоже, – вспомнила Дон. – Посмотрю, когда приеду домой.

– Для сайтов и листовок нужен хороший снимок, – пояснил Флип и снова глянул на меня. – Как насчет твоего отца?

– Моего отца?

Вопрос застал меня врасплох. Я глянул на Лорел и снова сел. Она-то наверняка знает о своем покойном муже-изменнике. Маркус, конечно, тоже знал. Возможно, Дон. Но Флип?

– Вы о чем? – спросил я.

– Стивен Уэстон.

А…. ЭТОТ отец.

– Я знаю, что твои родители давно разошлись, но мать как-то общалась с ним? Или ты?

– Нет.

Я сунул руки в карманы. Меня все еще трясло, и я не хотел, чтобы кто-то видел мои прыгающие руки.

– Он ушел из нашей жизни.

– Знаешь, где он сейчас?

– Понятия не имею.

Стивен Уэстон сбежал от нас, когда я был маленьким. Благодаря ему у меня была военная медицинская страховка, но это все. Я никогда его не видел и видеть не хотел.

– Мы с мамой всегда жили одни.

– Возможно, твоя мать что-то знала о нем? – Флип явно шел по ложному следу. – А может, совсем недавно снова возобновила с ним отношения?

– С чего это вдруг? Поверьте мне, он не хотел иметь ничего общего с нами, а мы не хотели иметь ничего общего с ним.

– Думаю, Кит прав, – вставила Дон. – Сара никогда о нем не упоминала.

Совещание продолжалось в подобном роде ужасно долго. Флип объяснял, что будут делать копы, а Лорел делала заметки и распределяла работу. К концу я ужасно устал. Устал и разозлился. Потому что мать неизвестно где. А мы говорили, и спорили, и ничего не добились, разве что уходили все дальше и дальше от возможности найти ее.

И за все это время никто не сказал, о чем они все думают. О чем я сам отказывался думать. Что моя мать, возможно, мертва. Но никто не сказал об этом ни слова.

10. Мэгги

– Хочешь, отвезу тебя к психотерапевту? – спросила ма, сидя напротив меня за кухонным столом. Больше дома никого не было. Дядя Маркус поехал на работу в пожарную станцию, Энди еще час назад сел в школьный автобус. Ма наверняка приготовила ему завтрак и, возможно, поела с ним, но пока я ковыряла овсянку, она пила кофе. Чтобы побыть со мной. Только чтобы побыть со мной.

Да, я хотела, чтобы она меня отвезла. Теперь я знала, что испытывают звезды, когда их преследуют папарацци. Репортеры опять торчали перед домом. Когда я проснулась в первый раз, то услышала, как дядя Маркус велел им уйти и оставить в покое Энди, пока тот идет к автобусной остановке. Одно дело – не давать покоя мне, и совсем другое – привязываться к Энди. Я надеялась, что дядя Маркус проводил его до угла. Энди не знает, что сказать стервятникам, или, наоборот, скажет слишком много. С ним никогда не угадаешь.

Если ма отвезет меня, я могу лечь на заднее сиденье, пока мы не проедем мимо новостных фургонов. Но рано или поздно мне придется расхлебывать эту кашу, тем более что это моя каша. Не мамина.

– Я сама справлюсь, – сказала я, хотя боялась не только проходить мимо репортеров, но и встречаться с психотерапевтом. Что я ему скажу? Открою свои самые мрачные тайны? Их уже знали все. Я – поджигатель. Убийца.

– Сможешь днем поработать над листовками? – спросила ма.

– Я уже почти все сделала.

– Как?!