Любимые дети, или Моя чужая семья

И тут я поняла, что они выстроились в ряд, глядя на парковку. Глядя на меня. Должно быть, их не меньше двадцати человек. Что происходит?

Я замедлила шаг, не зная, что делать. Повернуть назад? Или идти вперед, словно ничего не происходит.

– Убирайся домой! – крикнул один из них.

Несколько человек присоединились к нему и принялись скандировать:

– Убирайся домой, убирайся домой, убирайся домой!

Я сделала еще два шага.

– Ты не войдешь сюда! – завопила какая-то женщина.

– Я должна работать в классе миссис Хедли! – откликнулась я, словно все это было недоразумением и они мешают мне помогать учителю.

– Ты и близко не подойдешь к нашим детям! – заорал мужчина с клочковатой светлой бородой и таким низким грубым голосом, словно его обладатель курил с пеленок.

Я вдруг сильно испугалась и замерла на обочине парковки.

– Вон со школьного двора! – визжала какая-то особа.

В плечо что-то стукнуло. Я глянула на землю. У моих ног лежало яблоко. Я загородила лицо сумочкой, когда второе просвистело мимо головы.

Я уже повернула назад, когда крохотная афроамериканка распахнула дверь изнутри. Строй родителей разделился, давая ей пройти, и я поняла, что это, должно быть, директор, мисс Террелл. Она на высоких каблуках промаршировала ко мне.

– Мисс Локвуд? – спросила она, подходя ближе.

Я кивнула, чувствуя, как горят щеки.

– Не знаю, что делать, – пробормотала я.

Она не остановилась.

– Пойдемте со мной, – бросила она, и я последовала за ней на середину парковки, где она повернулась лицом ко мне. Я заметила, что проклятый белый фургон опять стоит на улице. На этот раз – с логотипом в виде красочного павлина. О, только не это!

Я поспешно повернулась так, чтобы стать спиной к фургону.

– Ничего не выйдет, – сказала она. – Когда я дала вашей матери зеленый свет и миссис Хедли согласилась вас принять, мы не рассчитывали на такое.

Она махнула рукой в сторону родителей.

– Я должна была сообщить им, что вы будете работать в классной комнате, и все выходные мне звонили и выражали тревогу. Но я думала, что сумела погасить пожар.

Она умеет выбирать слова!

Я поморщилась.

– Все в порядке, – сказала я, хотя единственное, о чем я мечтала, – сесть в машину и вернуться домой.

– Такого организованного выступления я не ожидала, – продолжала она. – Я не могу предпочесть ваши интересы интересам учеников, и, поскольку родители отказываются вести детей в школу, если вы будете работать здесь, ничего не получится.

Я оглянулась на исполненные решимости лица:

– Все нормально.

– Вы понимаете мое положение, – бросила она. Это не было вопросом.

– Они ненавидят меня.

– Дело не в любви или ненависти. Они считают, что обязаны защитить своих детей.

«Я совершенно безвредна», – хотелось мне сказать.

– Ладно, – сказала я вслух, вешая на плечо сумочку. – Мне… мне очень жаль.

Когда я добралась до дома, вокруг никого не было. Я проверила, заперты ли двери и окна, после чего пошла к себе и легла на кровать, обнимая медведя. Перед закрытыми глазами возникали злые, уродливые лица родителей у школьного входа. Мы жили в доброй, мягкосердечной части света, и они были, возможно, добрыми, мягкосердечными людьми. Почти все время.

Это из-за меня они стали такими злобными. Сколько из них знали меня близко? Знали мой характер? Некоторые знали, я в этом уверена. Некоторые, возможно, были родителями моих бывших друзей. Друзей… прежде чем это произошло. Раньше они, возможно, хотели, чтобы я водилась с их детьми, в надежде, что часть блеска перейдет на них. Теперь они считали, что я безумна и опасна. А вероятно, и то, и другое.

«Не могу я выполнять никакие общественные работы», – думала я, гладя пушистую спину медведя. Для этого нужна община. А я потеряла свою полтора года назад. Уничтожила ее сама. Огнем и дымом.

17. Сара

Глубоко личное

1990

Бывают романы эмоциональные и дела физические. До встречи с Джейми я считала, что физический роман может быть куда более опустошающим, сложным и разрушающим, чем роман эмоциональный. Теперь я знала, что последний куда опаснее. Потому что требует делить каждую мысль и каждое чувство с другим человеком. Ты абсолютно беззащитна и уязвима, хотя чувствуешь себя в полной безопасности. Именно этот роман начался у меня с Джейми. И зашел куда глубже, чем я ожидала.

Я даже не хотела сексуальных отношений с ним. Я никогда ими не наслаждалась. У меня даже оргазма ни разу не было. Когда я смотрела в кино, как актриса извивается от наслаждения, то все время гадала: может, Стив как-то не так занимается любовью, и в этом вся проблема? Но Стив казался абсолютно довольным. Он – один из тех мужчин, которые засыпают, едва кончив, в то время как я лежала без сна, страдая от невозможности поговорить, добиться близости, которую не давал секс.

Я находила эту близость с Джейми. Мы виделись почти каждый день. Делили с ним заботу о ребенке. Делили любовь этого ребенка. Джейми и Мэгги давали мне цель и радость в жизни. Невозможно было не стать с ними ближе.