Когда мальчики вернулись домой, Полина с трудом узнала Мишу. Тот сильно вытянулся, возмужал и похорошел. Угрюмость и мрачность его исчезли без следа. Ребенок словно родился заново, случаются такие изменения с детьми. Миша стал другим не только внешне, он еще раз отучился в третьем классе и в дальнейшем никогда более не оставался на второй год. Отличником не стал, но получал твердые тройки вперемешку с не совсем справедливыми четверками.
– Попов просто вырос, – комментировала произошедшее классная руководительница, – повзрослел и взялся за ум.
Но, очевидно, чтобы компенсировать трансформацию Миши к лучшему, природа отдохнула на Пете. Родители недолго радовались метаморфозам, произошедшим со старшим сыном. Спустя пару лет младший занялся фарцовкой, и от приводов в милицию его спасало лишь положение отца и его связи. Но в конце концов терпение Владимира лопнуло, и он заорал:
– Пошел вон из моего дома!
И Петя исчез. Куда он подевался, Полина не знала. Попов запретил в его присутствии упоминать имя младшего сына, а Вера, как всегда, делала вид, будто ничего не стряслось.
Вообще-то, Полина считала, что во всех несчастьях, случившихся с детьми Поповых, виновата мать. Сначала она упустила Юру, позволила тому ощутить собственную исключительность, затем спокойно отдала мальчика в детдом и никак не отреагировала на его смерть. Теперь же ситуация повторилась. Миша, претерпевший внезапно радикальные изменения, стихийно стал любимчиком матери, а Петя, чтобы привлечь к себе ее ускользающее внимание, пустился во все тяжкие. Можно было не иметь психологического образования, чтобы понять суть проблем у Поповых.
Полина Михайловна скомкала упаковку платков и швырнула на стол.
– Ну и что вышло из этой затеи?
– Что? – эхом повторила я, чувствуя, что начинается головная боль.
– А ничего, – с горечью констатировала старушка, – мой муж умер относительно молодым от инсульта. То же самое случилось и с Владимиром Поповым. Что стряслось с Зиной и Игорем, понятия не имею. Коля Малина давно погиб от пьянства. Вот сына его Эдика я видела довольно часто, он в старших классах начал дружить с Мишей и иногда приходил к Поповым в гости. Очень агрессивный парень вырос. С ним какая-то неприятная история случилась, вроде он в тюрьму попал, точно не скажу. Петя испарился без следа. Вера умерла, Миша сначала жил около меня, но старался не общаться, пробежит мимо, улыбнется, буркнет: «Здрассти», – на этом все.
Затем он вообще исчез, квартиру сдал. Правда, ее отремонтировал. Наверное, где-то работает, раз сумел деньги собрать, ремонт по нынешним временам дорогое удовольствие.
– А как же лаборатория?
Полина махнула рукой:
– Там все развалилось сразу после смерти Паши и Владимира. Наверное, соответствующие органы, наблюдая за семьями, поняли, это эксперимент обречен на глобальную неудачу. Ну о какой расе сверхлюдей может идти речь? У пьяницы Малины бог знает кто родился, алкоголик с младых ногтей, про Поповых и вспоминать нечего. Расформировали нас, затем наука вообще этому государству не нужна стала, вот и пошла моя служба прахом. Знать бы, что так получится, постаралась бы изо всех сил остаться тогда во Владивостоке. Всем жизнь Володя Попов поломал. Это он виноват, весь в Демьяна пошел, решил человечество осчастливить, а на деле людям жизнь поломал.
Я только о Лене Ивановой ничего не знаю, но думаю, что и у нее ничего хорошего не получилось. Первая девочка погибла, а вторая такая болезненная родилась, прямо катастрофа. Как она на свет появилась, Иванова практически из больниц не вылезала. Потому что у ребенка то отит, то бронхит, то ветрянка, то скарлатина. Хоть Лена из всех нас самая истовая была, очень в эксперимент верила. Но, увы, получается, зря мы жили и работали. Демьян Попов что-то не так рассчитал, а Владимир не сумел лекарство усовершенствовать. Грустно очень.
Качая головой, Полина Михайловна встала, подошла к холодильнику, достала оттуда валокордин и начала тихо говорить:
– Раз, два, три…
Я смотрела, как прозрачные капли медленно падают в рюмку. Науку двигают вперед слегка ненормальные, очень упертые люди. На стене кабинета у великого физика Нильса Бора висел плакат: «Вечного двигателя не существует, это знают все. А вдруг?»
Вот этот вопрос: «А вдруг?», заданный тогда, когда все решили, что ничего сделать нельзя, и стимулирует настоящих ученых, которые не всегда удосуживаются защитить диссертации, полагая, что не в докторской и не в «любительской» работе смысл. Но всему свое время. Сколько поколений мечтало о полетах? Какое количество мужиков, смастерив крылья, прыгало вниз с колоколен и разбивалось насмерть? В конце концов люди твердо поняли – от земли способны оторваться только птицы, и успокоились. Но остались единицы, уверенные в обратном, и теперь мы садимся в самолеты и штурмуем космос.