Он долго сидел на полу, не зная, сколько прошло времени, но наконец поднялся и направился в их спальню, а точнее, в спальню Оливии. Его дом действительно был в другом месте, и теперь он понимал почему. Он зашел в ванную и встал под душ, пытаясь при этом не думать о том, как утром они с Оливией были тут вместе, не думать о том, чем они здесь занимались.
Однако это было нелегко. Он повернул ручку, сделав воду холодной, и стоял под струями до тех пор, пока тело не заныло от холода, так же как ныло его сердце.
Упершись руками в стену, он опустил голову, чтобы струи воды падали на его шею и спину. Его одолевали вопросы. Почему Оливия утаила все это от него? О чем она только думала? Почему не рассказала ему все вчера, когда у нее была такая возможность?
Он выключил воду, вышел из душа и начал растираться полотенцем, но ни на один из этих вопросов не нашел ответа. Она обманом заманила его сюда, заставила остаться с ней – так же, как когда-то заставила его стать отцом. Почему она так поступила?
Глядя на свое отражение в зеркале, Ксандер с трудом узнал себя в этом мужчине с потухшим взглядом. Он не может больше здесь оставаться, не может выслушивать очередную ложь от Оливии. То, что она сделала, было сейчас так же больно, как и те слова, что она сказала ему после смерти Паркера.
Они тогда стояли в отделении неотложной хирургии, позабытые всеми, пока доктора и медсестры лихорадочно метались вокруг их ребенка, пытаясь спасти его жизнь. И наконец стало ясно, что все усилия напрасны. Суета утихла, и Оливия, повернувшись к нему, сказала, что в смерти сына виноват он. Что он никогда не хотел ребенка, и вот теперь их драгоценного мальчика больше нет с ними. Конечно, потом она извинилась, но было поздно – боль, которую ее слова причинили, разлилась в его душе словно яд, выжигающий все живое.
Ведь он и сам считал себя виноватым. Это могло бы стать тем мостом, который соединил бы их вновь, но Оливия отдалилась от него, хотя он нуждался в ней так сильно именно в тот момент. Глубина собственного горя пугала его, перед глазами был пример его отца, который, упав в пропасть отчаяния, так и не смог из нее выбраться. И, чтобы избежать этого, Ксандер не позволял себе показывать Оливии свои истинные чувства и надел маску холодности и безразличия. Тогда она не сделала ни малейшего усилия, чтобы вернуть его, а теперь попыталась восстановить их отношения при помощи лжи.
Ксандер сгреб всю свою одежду с вешалок и из ящиков комода и кинул на кровать. В шкафу он нашел чемодан, который показался ему знакомым. Ксандер вспомнил, что купил его в прошлом году перед поездкой в Японию. Наверное, Оливия перевозила в нем вещи из его квартиры. Бросив вещи в чемодан, он спустился вниз.
«Нужно уходить», – подумал Ксандер. До того, как вернется Оливия. Но почему-то медлил. Ему захотелось посмотреть ей в глаза и спросить, почему она так поступила. Никаких больше отговорок, лжи и недосказанности он не потерпит. Всему этому пришел конец.
Оливия подъезжала к дому в радужном настроении – выставка прошла чрезвычайно успешно. Хозяин галереи был доволен щедрыми комиссионными, а также спросом на ее работы и многочисленными заказами на будущее. Она не могла дождаться, когда наконец приедет домой и поделится этой прекрасной новостью с Ксандером.
Взяв сумку и бутылку шампанского, которую хозяин галереи подарил ей перед уходом, Оливия вышла из машины и поспешила домой.
– Ксандер! – крикнула она, включая в прихожей свет.
Кажется, он был в гостиной, и Оливия пошла туда.
– Дорогой, с тобой все в порядке? – спросила она, включая свет в комнате. – Надеюсь, ты в настроении отпраздновать – выставка была чуд…
Она оборвала себя на полуслове, увидев Ксандера, сидящего в кресле, – выражение его лица было таким, что Оливия тут же почувствовала тревогу.
Он заговорил, и голос его был чужим:
– Как долго ты собиралась скрывать от меня правду о Паркере?
Она упала в кресло рядом с ним, чувствуя, что не может стоять на ногах.
– Я… я не планировала скрывать ее от тебя. Я просто никак не могла заговорить об этом. Не знала, с чего начать, какие слова подобрать… и до сих пор не знаю.
– Неужели? Как ты можешь продолжать лгать мне, Оливия? Черт возьми, у тебя было два месяца, и ты не могла рассказать мне?
– Ксандер, прошу. Не уходи.
– Немного поздно для такой просьбы, тебе не кажется? – ответил он, и слова его отозвались в ее душе острой болью.
– Я пыталась, Ксандер. Честно, я хотела тебе рассказать.
– Но не рассказала. Ты однажды уже стерла следы присутствия Паркера в нашем доме и в нашей жизни и намеревалась продолжить начатое, тем более обстоятельства сложились так удачно. У меня такое чувство, Оливия, что я больше не знаю тебя. Наверное, я никогда тебя не знал по-настоящему.
Она с усилием встала, ноги ее дрожали, но она сумела справиться с шоком и заговорила:
– Разве ты не сделал то же самое? Стер из своей жизни Паркера, выйдя в эту дверь и бросив меня?
– Я оставил тебя, потому что не хотел притворяться, будто ничего не случилось. А ты вела себя так, точно нашего ребенка и не было! – воскликнул он.