Далее я долго, по его просьбе, рассказывал ему, как генерал Поднебесной империи Гао Сяньчжи одержал два года назад единственную пока победу имперских войск над армией тибетцев, единственную не на равнине, а в самих горах, в маленьких королевствах Балур и Гилгит. Он, оказывается, обманывал не столько тибетскую армию, сколько свою. Если бы его солдаты знали, что их встречают не местные проводники, а переодетые воины того же Гао, если бы они догадались, что они не просто маневрируют, а идут в бой, то никакой победы бы не было.
Мансур кивал, но видно было, что мысли его далеко.
А я буквально кожей ощущал, как бесполезно движется драгоценное время.
Дорвавшийся, наконец, до меня Бармак очень внимательно все выслушал, включая мои вопросы: почему нет покушений? И могу ли я сам быть под угрозой?
– Это временно, – ответил на оба вопроса сразу Бармак (он был необычайно краток и хмурился). – Вы, дорогой мой, пока что всем интересны и никому всерьез не опасны. Но это, вы правы, может и измениться. А что ничего не происходит – видите, вам уже от этого не по себе. И мне тоже, – добавил он. – Все, действительно, сидят и ждут – когда же будет нанесен следующий удар? Но стоит вам подойти к разгадке этой истории на шаг ближе, то тут все так и понесется… А ведь вы и правда совсем близко. Потому что вы отлично умеете работать.
Вдохновленный таким образом, я был – как всегда, без ужина, – спроважен обратно, со словами, что сегодня меня зря побеспокоили – ждут важных вестей, а их почему-то все нет, но завтра поговорим всерьез.
До сих пор не понимаю, что, кроме плохого настроения, подтолкнуло меня запретить Юкуку завтра ехать и смотреть на загородный сад-дворец халифов. Я добавил, что утром, возможно, что-то предстоит.
Юкук выдержал свою характерную паузу и наклонил голову.
Если бы я этого не сделал, то вряд ли был бы сегодня жив.
Спал я плохо. А когда наполовину просыпался, то не мог отделаться от ощущения, что уже знаю абсолютно все, осталось только проснуться окончательно и увидеть поутру полную и точную картину-да еще и такую, которая мне здорово не понравится.
Когда на следующий день я снова заявился, не выспавшийся, в дом к Мансуру и Бармаку, то сразу понял: что-то не так.
Мансур сидел и смотрел в одну точку. Мальчик Мухаммед жался к нему и молчал – тут я почему-то вспомнил, что и голос-то его слышал только издалека, а когда появлялись взрослые (я, например), мальчик замолкал. Его хорошо воспитывают, подумал я.
– Ибрахима арестовали, – поджав губы, сообщил мне Бармак.
Я уставился на него в недоумении. Ибрахим? Кто такой Ибрахим?
– Тот самый человек, имени которого я вам не сказал три недели назад, – быстро пояснил Бармак. – Брат Мансура. Это его мы хотели провозгласить истинным халифом. Глава дома Аббаса. Бывший глава, потому что барид халифа Марвана его уже не выпустит. Вот так вот, Маниах. Мы с вами как раз вчера говорили, что было очень тихо. Теперь – началось.
– Где арестовали? – все еще ничего не понимая, выговорил я.
– Какая разница, мой дорогой? Хотя вопрос хороший. Арестовали в той же деревне Хумайма, где, как вы знаете, все начиналось. Начиналось с Мухаммеда из дома Аббаса – отца трех братьев: Ибрахима, Абу-ль-Аббаса и Абу Джафара по кличке Мансур. А мы ведь только перед отъездом сюда успокоились, закончив переселение всего семейства в Куфу – накануне решающих дней. Ибрахим в деревню, как я понял, попросту вернулся на день-другой по какому-то делу. А его уже ждали люди из этой знаменитой почтовой службы, барида. Которую мы уже успели списать как ни на что не годную. Они ведь в Хумайме так ни разу и не были, сколько лет семья Аббаса так и действовала оттуда! Оказывается, зря мы к ним так несерьезно отнеслись. Зря.
– Кто знал, что хотя семья поехала в Куфу, этот Ибрахим задержался в Хумайме? – быстро задал вопрос я.
Бармак посмотрел на меня, наклонив голову.
– Опять же хороший вопрос задаете. Так вот, даже Мансур об этом не знал. И я не знал.
– Мне надо подумать, – слабым голосом сказал я. Бармак сокрушенно покивал и развел руками.
И я опять поехал обратно, в крепость, – ждать неизвестно чего. Потому что больше деваться было некуда и делать больше нечего.
Устроился на своем насесте, с которого видна вся площадь. Все было как всегда: кружок из более десятка тех же женщин с закрытыми лицами – они в данный момент кормили какого-то пожилого нищего; дальше – прочая толпа; застывшая на жаре охрана в броне, преграждающая этой толпе путь с общей площади в нашу, глубинную ее часть; вяло – по причине той же жары – передвигающаяся публика здесь, на нашей территории, откуда управлялся мятежный Хорасан с Балхом и Нишапуром. Ничего особенного. Площадь как площадь.
Итак, пришла в голову мысль, мы нашли сад, который скрывается – если он там действительно скрывается, – в бывшем халифском дворце. Дворце, которым распоряжается даже не Хашим, а не иначе как сам «мервский барс».
«Два дружка», как сказал про них Юкук.