Любимый (м)учитель

Роня кивнула дважды. И её молчание Егору не нравилось просто категорически! Он мечтал проснуться и услышать её голос, чтобы убедиться снова, что им не будут сказаны какие-то гениальные слова! Чтобы стать трезвым и вернуть себе ясный ум.

— Скажи уже что-нибудь! — голос стал твёрже и звонче, прокатился по комнате, как острый дротик, отскочил от стен и вернулся чтобы ударить Роню прямо в лоб.

Она отстранилась, отвернулась и выдохнула.

— Хорошо, я погуляю, покормлю, — на одной ноте. — Простите, что зашла… Я боялась, что вы не найдёте Николая. Но это глупо… ему некуда идти. А ещё у вас комната, как подвал на Арбатском переулке? У Мастера. Я думала, что у вас совсем другая квартира. А ещё эта тетрадка… странная. Что там? Впрочем… не важно. Не моё дело. Я заболела, кажется. Но скоро выздоровею, кажется… Мама ваша приходила, слойки принесла. Лев приходил, апельсины принёс, — Вероника не замолкала, а Егор смотрел в пол и кивал, кивал на каждое слово, будто вот этого он и хотел. За тем и просил её го-во-рить. — Николай мне лапу подал. Спать лёг прямо на коврик. Вчера так плохо было, я вас в лекционной боюсь… да и так боюсь. Хотя нет, вы не страшный. Вы — не страшный… страшно быть рядом с вами глупой. И я же не хочу казаться умнее, чем есть. И моя жизнь от вас не зависит… хотя… что я говорю. Глупо так всё. Знаете, мне кажется, что иногда мы с вами на другой планете, где больше никого и так тесно, такая маленькая эта планета, что места там только на двоих! А потом мы возвращаемся и больше не так всё… И вот позавчера вечером, я могла что угодно делать, мне целая планета принадлежала, а сегодня ничего у меня нет и ничего я не могу. Знаете, я пойду. Спасибо… за пиджак, за ночь, за сны. Простите, если не давала вам спать… Я побуду с Николаем. До свидания, хорошей дороги.



И она выбежала, перемахнула через перегородку, влетела в квартиру и заперла впервые за две недели балконную дверь, прижавшись к ней спиной.

Примечание:

*Ты — боль, сладкое горе,

 Ты — мой свет, ты — наважденье,

 Ты — миг, горькая доля,

 Бог нас хранит….

 Грех наш нас обручает.

 Ты и я — падаем в бездну,

 Грех наш нас повенчает,

 Бог нас простит.

"Ты боль" — Т. Дольникова, А. Постоленко (мюзикл "Пророк")

=Если бы только знать!*

Ирина Васильевна улыбалась, будто её забрали прямо с урока природоведения, где она в роли восьмилетней ученицы, и везут в Дисней Лэнд. Улыбка до ушей, взгляд в окно, болтовня и: “Ой! Смотри!” — каждые пятнадцать минут.

Ирина Васильевна умела радоваться всему. Будто прилетела на планету Земля с радужной звезды по имени Счастье, что в галактике “Непосредственность”.

Егор улыбался, глядя на мать, смеялся, когда она шутила и был готов проехать пару тысяч километров в этой нехитрой компании. А потом… сорваться и помчать домой! Без сна и перерыва на кофе.

— Егор, — позвала мама, прихлёбывая из чашки от термоса. Она обожала термосы и “дорожную еду” в контейнерах.

— Мм? — он всё никак не мог перестать улыбаться, после очередного: “Ой, смотри же!”, в результате которого пришлось останавливаться посреди трассы и идти смотреть какую-то странную берёзу, совершенно идеальную для аватарки в "Одноклассники".

— А ты хочешь быть счастливым?

— Конечно, ма, — ответил он расплываясь ещё больше. При слове “счастье” внутри разлилось какое-то рыжее тепло.

— Что такое, ма? — повернулся он к Ирине Васильевне. — Ты что-то будто задумала?

— Ну что я могла задумать! — с таинственной улыбкой отвернулась Ирина Васильевна. — В самом деле…

— Ма-а?

— Ну что? Не нуди, — фыркнула славная женщина, скрывая усмешку. — Будто могла я, скажем, в багажник, Роню положить… что-бы…

— Что? — на миг Егор дар речи потерял.

— Что? Что… я молчала! — воскликнула мама-Ирина и засмеялась.

— Мам…

— Что, мам? Я уже тридцать с хвостиком лет “мам”!

— И что ты об этом думаешь? — Егор поскрёб щетину.

Вспомнилась девчонка, стоящая посреди его спальни. И её слова, все до единого. Чистый поток сознания.

— Я её сильно ненавидел, — не дождавшись ответа заговорил Егор. — Она — воплощение всего, что я ненавижу в студентах.

— А в женщинах?

— В женщинах… я не даю им оценок. Ты же знаешь, я никогда не считал, что способен на длительные или серьёзные отношения

— Э-это у тебя от отца, — захихикала мама, как девочка.

— Да ладно тебе! — Егор покачал головой, не в силах скрыть странное радостное возбуждение от этого разговора с матерью. — Так вот… я не знаю, что я люблю и ненавижу в женщинах. Есть такие как ты, есть такие как… не ты.

— А она как кто?

— Как не знаю кто… Я как-то сказал ей, что как Халапеньо.

— А сейчас думаешь, что как Каролина Риппер? — мама захлопала в ладоши

— Не… скорее она как чёрный апельсин! Знаешь, такой с сочной мякотью. Или как грейпфрут.

— М… мне тоже так показалось! А её Влад — чисто имбирь!

— Ха! Точно, — рассмеялся Егор.