Любимый (м)учитель

— Стипендия, — Вера пожала плечами, смело глядя ему в глаза. — Первая волна зачётов… Всем нужно расслабиться, сами понимаете…

— И вашему трио тоже? Я думал, напрягаетесь в нём только Вы.

Волков и сам не заметил, как снова обернулся к Соболевой. Девчонка сидела за столиком и очень грустно смотрела на свой пустой стакан. И снова в душе бедолаги историка поднялась настоящая буря.

Эх, Егорка, не видишь ты своего счастья…

— Ну что вы, девчонки молодцы… — Вера смущённо проследила за взглядом Волкова и даже вздрогнула.

— Да-а-а, Соболева так вообще звезда, — и Вера вздрогнула ещё раз.

Насколько Роню пугала эта неприкрытая ярость, настолько же эту ярость не понимали и окружающие. Ильина заинтересованно прищурилась, будто заподозрив что-то интригующее в сложившейся ситуации.

— Ну вообще-то она… молодец и…

— Молодец, — выдавил Волков, не отрывая от Рони глаз. — Пришла задом крутить, вместо того, чтобы остаться дома и подтянуть некоторые предметы. Так что, я в курсе уровня её “молодец”.

— Как будто Иванова лучше! — выдала Вера, не задумываясь.

— Не лучше.

— Тогда в чём юмор?

— Интересно узнать: почему Иванова? — насмешливый тон Волкова и прямой вопрос Веру поставили в тупик.

Волков вообще был мужчиной удивительным. Ничего не скрывал, ни о чём не молчал. Не проведёшь его, не обманешь. Никого не боялся, разве только с самим собой порой были не лады, но с кем не бывает?

Вот и Вера ошалело уставилась на историка, прокашлялась и выдавила что-то вроде неоформленного отрицания. Никто не любит откровенность… от малознакомых людей.

— Я… н…

— Если ты, конечно, готова услышать мою философию на этот счёт, — Волков кинул на стойку деньги и подозвал бармена. — Андрюх, такси Соне вызовешь? И пива этим “звёздам”…

— Конеч! — кивнул бармен, а Волков встал и ушёл, оставив студентку без ответа.

Он был зол, как никогда. Всякий раз Соболева его выводила, сегодня, например, испортила вечер. Он был уверен, что это так. Что Иванова стала особенно раздражающей из-за "звезды", что танцевала эта "звезда" — чтобы привлеч внимание всего бара, что Ника подошла по просьбе "звезды", что вообще весь мир почему-то кружится вокруг этого рыжего чудовища и его, Егора, заставляют в это вписаться!

Примечание:

* И сладко мне, и тошно,

Пусть будет то, что будет,

А будет только то, что

Она меня погубит.

"Гибель" — мюзикл "Нотр дам Де Пари" (русская версия)

=…в нашем доме поселился замечательный сосед!*

Иванова всё-таки заявилась. Разыграла пьяную, покорчилась на пороге, что никуда не уйдёт и сердце Егора дрогнуло. Хотя был готов оставить бедолагу за дверью. Утром он твёрдо решил с Ивановой порвать, а когда она проснулась, долго смотрел на псевдо-невинное личико и думал. Представлял, как сейчас сорвётся Соня с цепи, как начнёт психовать, рыдать, молить, угрожать.

Она не уйдёт гордо, не уйдёт задрав нос. Вся эта свистопляска затянется надолго.

Но больше просыпаться рядом с ней Егор не хотел.

— Доброе утро, Соня, — вздохнул он, намеренный рвать резко.

— Привет! — она не разыгрывала стыд, не делала вид, что не понимает, как тут оказалась. Она даже не смутилась, что спит на диване, а не в спальне на кровати.

— Соня. Я предлагаю нам…

— Нет! — она резко перестала притворяться и села. Покрывало скатилось и обнажило грудь, очевидно, Соня перед сном предпочла оголиться, чтобы потом красиво проснуться.

— Да, и вот почем…

— Нет! Пожалуйста… — она запаниковала. Неприятно так, истерично, а самое главное… бессмысленно. Ну вот о чём тут говорить вообще?

— Мы договаривались…

— До сессии! Она ещё не наступила!

— Соня. Помимо сессии был ещё один уговор. Что всё закончится, как только второму станет некомфортно. Мне — некомфортно.

— Это из-за Соболевой? — голос задрожал, Иванова выходила из себя.

Егор вздрогнул и искренне задумался: Соболева? Эта сумасшедшая считает, что у него что-то есть с Соболевой?

— Ты боишься, что она что-то…

А, нет, она не про то…

— Ты боишься, что…

— Соня, я ничего не боюсь, — терпеливо произнёс Егор и даже чуть натянул уголки губ, чтобы казаться добрее. — Но я устал и хочу одиночества. И я бы назвал это паузой, но все знают, что пауза — это бред, чтобы успокоить совесть и нервы. Назову это честно: разрыв. Мы с тобой — больше не трахаемся. Ладно?

— Но… что я сделала не так? — по кругленьким красивым щекам Сони катились крупные искренние слёзы. Тушь, не смытая с вечера, сыпалась кусочками. И всё равно это было почти миленько. Но вот беда, не дёргалось ни в груди, ни между ног. А это первый признак скорейшего расставания.

— Что? — она схватила руку Егора и прижала к груди. Он ощутил её очень быстро бьющееся сердце, но опять-таки испытал… теоретическую жалось.