Любимый (м)учитель

Стало хорошо и спокойно, будто кто-то свыше определил это — его местом. И вот теперь, дойдя до последнего пристанища, Егору казалось, что всё безумно верно, что он достиг высшей точки, что это и есть смысл… неужели мы говорим это слово? Жизни!

— Я так боюсь сделать тебе больно, — он смотрел в её глаза, гладил её виски и думал о том, как бы сейчас навсегда девчонку с собой связать. Скрутить, унести, украсть.

Но нужно ли? К чему? Что в ней?

— Больно? — она вцепилась в кисти его рук, прижимая к себе крепче. — Больно?.. Но почему?

— Потому что сказка вечно не длится.

— Сказка… — она улыбнулась и склонила голову.

— Да, Вероника. Ты — сказка.

— Почему вы говорите такие… вещи.

— Потому что их глупо отрицать.

— Но вы отрицали…

— Нет, — он покачал головой. Так мягко, так осторожно, будто этот протест был глупым и смешным, будто Вероника ничего не понимала и нужно было только немного её вразумить и наставить на верный путь. — Нет. Когда я ничего не хотел и не чувствовал — я просто ничего не обещал. Знаешь, почему Иванова так быстро стала моей любовницей?

— Почему?..

— Потому что я сразу знал, чего я от неё хочу. И я сразу ей это высказал. И она сразу согласилась.

— А я… — Вероника хотела скорее узнать, чем же этот разговор закончится, до чего они договорятся. Она хотела знать, что дело в ней, что это она просто что-то большее, чем какая-то Иванова.

Что-то более сложное, лучшее.

И больше всего на месте Соболева боялась теперь понять, что она не лучше и не сложнее, что причина иная, простая и не романтичная.

Потому, когда Егор Иванович ей ответил, она всхлипнула, вывернулась из его рук и прижавшись лбом к сгибу его шеи так и застыла.

Ей нравилось чувствовать его тёплую кожу и то как напрягаются мышцы, вдыхать его запах и знать что он сейчас очень крепко обнимает.

В тот момент, когда он шепнул:

— А ты — лучшее… что со мной происходило, Соболева.

Примечание:

Он представляет это так:

 едва лишь я пиджак примерю -

 опять в твою любовь поверю…

 Как бы не так. Такой чудак.

"Старый иджак" — Б. Окуджава



=Тишину шагами меря, ты как будущность войдёшь

Они остались в кресле, полулежали, прижавшись друг к другу и иногда что-то тихо говорили. Он казался Веронике таинственным дерзким Печориным, она казалась Егору настоящим спасением.

Одного он так и не смог сообразить: от чего же его спасали.

— Вы когда-то кому-то говорили, что любите?

— Смешной вопрос… Нет. Ну ты же о девушках?

— Я очень много вопросов задам, если вы это говорили мальчикам… — удивлённо воскликнула Роня и оба засмеялись.

— Никому. Только матушке, и то по большим праздникам. Сказал ей это как-то на юбилее… она рыдала потом весь вечер, всякий раз, как меня видела. Больше не рисковал. У нас вообще в семье такого не говорили никогда и не говорят.

— А у нас говорят! Постоянно… Все! Папа, мама, все дети… У нас это не то чтобы вместо доброго утра, хотя… кого я обманываю? Соболевы — семья где все друг друга обожают!

— Потому ты такая… открытая?

— Открытая? Это вы к тому, что я вам там сказала? — она подняла голову, через силу оторвав щёку от плеча Егора, и посмотрела ему в глаза.

В полутьме казалось, что они сверкают звёздочками, и какой-то взгляд ужасно взволнованный, очень нежный.

— Наверно, — он изящно ушёл от ответа, который и так был известен, и спрятал в её волосах улыбку.

Шторку трепал сквозняк из форточки, и она поднималась над Егором и Вероникой, иногда накрывая белым невесомым крылом. В эти секунды Роне казалось, что они спрятаны от мира, и она в порыве нежности ещё крепче прижималась к человеку, которого вполне вероятно считала своей судьбой.

— Я сказала это, потому что никогда этих слов не боялась, но вовсе не потому, что они для меня ничего не значат.

— Я не думал, что не значат, но быть может ты поторопилась? — он продолжал говорить почти неслышно, но у Вероники слова отзывались в ушах так громко, будто он кричал изо всех сил.

— Почему? Нет, стойте… Почему вас не волновало это раньше? Почему сейчас?

— Пожалуй, это пугает.

— Потому что вы не можете ответить тем же?

Он замолчал, а она напряглась. Да, он не мог, это было понятно. Это было естественно, ну кто она такая в самом деле? Чего ждать? Но он не отвечал бесконечно долго, а когда голос завибрировал где-то в груди, а потом зазвучал, испуганно зажмурилась.

— А ты бы этого хотела?

— Я… а вы…

— Я хочу, чтобы ты меня правильно понимала. Я всё ещё ничего тебе не обещаю. Не собираюсь обещать, это было бы несправедливо. И ты — лучше, чем я. Ты не заслуживаешь несправедливости.

— А что не так с вами? Какую ерунду вы скажете? — она отстранилась, внимательно глядя ему в глаза, выискивая в них ответы, чтобы слова вдруг не обманули. — Что вы не умеете любить? Что делаете людям больно? Что это всё вас не интересует? Что вам разбили сердце и теперь вам страшно? Какое клише будем использовать мы?