— Это как? Мне кажется, что вы себя обманываете, — они совсем остановились и уставились друг на друга. Две рыжие головы на фоне жёлтого волшебного леса, и оба подумали об одном и том же, как же красив сейчас другой и как идёт ему эта осень.
— Я надеюсь, что он просто сдержит слово и до конца останется честным. И всё… Большего мне не нужно! Он справится?
— Не знаю, — улыбка Льва погасла и невысказанная мысль так и повисла в воздухе, потому что Егор приближался к ним широким шагом, уверенной злобно-решительной походкой. — Может его и спросите?
— Лев, тебя зовут, — бросил Егор, и настоящим тараном набросился на Веронику, снося её, без предисловий, хватая за руку и утягивая вглубь леса.
Лев печально посмотрел им вслед и ушёл, пиная на ходу листья.
Вероника тащилась следом, утягиваемая всё дальше, пока не устала и не остановилась.
— Стойте! Ну что вы делаете?
— Это ты что делаешь? А? Что за… прогулки!?
— А вам-то что? Просто хотела объясниться…
— Зачем? — он гневно пронзал Веронику злым взглядом и даже не касаясь, будто выворачивал ей руки и протыкал живот ножом.
— Это… вежливо, он мне…нравится.
— Нравится??
— А
— С чего бы?
— Тогда что это за спектакль? Да, нравится!
— Ну так что же ты ко мне ночами ходишь, если
— И правда… что же это я хожу не в ту квартиру… — в Веронике проснулась гордая актриса-интриганка, та самая, что разводила друзей на глупые споры и поступки. Прошёл страх, что кто-то “сорвётся с крючка”, прошёл страх остаться без долгожданной любви Егора ивановича.
— Ах, да! — она хлопнула себя по лбу. — так удобно же… ну что там, через перегородку перепрыгнула и готово! А тут ехать… заморачиваться. Вы это, хатами поменяйтесь, чтобы всем было комфортно и вы не мучились от неуд…
Она не договорила, хотя речь была долгой и язвительной. Впавший в ступор от такого отпора Егор, вдруг переменился. Только что он был царём! Хозяином ситуации и бросался усмешками и ядом, ждал просьб и мольбы, и вот тебе…
Егор приблизился, подхватил её, как безвольную куколку, и прижал к широкому стволу дерева, сжав так сильно, что несчастная задохнулась.
В её волосах путались жёлтые листья, а затылок больно ударялся о жёсткую кору дерева, и руки… руки Егора так некстати нежно, гладили живот и спину и были такими сумасшедше осторожными. И это при том, что губы никого не жалели и пленных не брали.
Веронике казалось, что нет на свете более безопасного места. она не боялась его рук, которые не могли сделать больно. И она обожала его губы, которые если больно и делали — то тут же просили прощения.
— Дура… — пробормотал он, поднимая Роню на руки, чтобы она обхватила его ногами. — Скажи, что пошутила…
— Я…
— Скажи, что, блин, пошутила! Пожалуйста… — он прижался лбом к её щеке. — Скажи, что пошутила.
— Скажите что ревнуете.
— Упрямая! Скажи, что пошутила! — продолжал требовать Егор, сжимая Веронику всё крепче, он целовал её щёки, скулы, виски.
— Скажите, что… ревнуете.
— Ревную.
— Пошутила…
=Опять в твою любовь поверю
Вероника чувствовала Егора Ивановича, будто он был солнцем, за которым следовало ходить, чтобы не замёрзнуть. Его тепло было почти вездесущим, и даже издалека доходили манящие тёплые волны. Они обнимали, как прогретое, летнее море, и успокаивали.
Вероника была как никогда влюблена и ей казалось, что больше — уже никак нельзя, что больше — уже не влюбляются. И от этого её чувства сводило горло, болело в груди и становилось попросту невыносимо дышать.
В желтоватом, слабом свете костра Егор был будто волшебный всесильный принц, дарящий ей милость и внимание, а Вероника перед этим не могла не таять и не трепетать.