Любимый жеребенок дома Маниахов

Дальше было хорошо. Я полулежал на целой груде шелковых подушек, которые вне всякого сомнения следовало потом выбросить — после дорожной пыли, которую я на них наверняка оставлял в этот момент. Наследник трона древнего Балха, мой брат по крови и старый знакомый, неспешно обсуждал со мной вина, и остановились мы на золотом, непременно холодном (Халид удивленно пожал плечами: а как же иначе?), из долины Шираза.

Я прикасался губами к вину, чьи создатели сделали его весело-кислым и одновременно ласкавшим язык обещанием сладости, и вспоминал, как же я боялся этого человека каких-то два года назад.

Он поначалу лишь кланялся мне издалека, я видел, как мимо едет любезный красавец, с этим потрясающим носом, с кольцами завитых волос, лежащими на спине — и боялся.

Это были страшные, как я сейчас понимаю, месяцы в старой крепости Мерва, когда друзья и покровители оказывались беспощадными врагами, когда кинжалы таились в каждой складке каждого плаща — но я, впервые столкнувшийся тогда с миром заговоров и глухой тайной ненависти, боялся только одного человека. Вот этого. Потому что — слишком хорош, слишком красив, идеальный воин. Такого просто не могло быть.

История моей странной дружбы с «мервским барсом», юным Абу Муслимом, кончилась, как уже сказано, очень плохо.

И вот остается только бегство, с горсткой моей личной гвардии мы покидаем Мерв, мы еле тащимся, потому что измученный седобородый Бармак, щедрый, неугомонный на рассказы и истории бывший властитель Балха, не может ехать быстрее. И мы ползем неуверенной кавалькадой по притихшим улицам мимо глухих выбеленных стен домов, я оборачиваюсь — зная, что нас не могут не нагнать.

Однако нас не нагнали, нам перегородили дорогу. И когда предводитель этих людей выехал вперед, и я увидел вот этот профиль с носом в виде топора, я понял, что боялся не зря. Самое страшное пришло.

Но…

«Это же мой сынишка Халид», укорил меня мой царственный подопечный с высоты своего верблюда. «Халид ибн Бармак».

Старого Бармака я с тех пор видел неоднократно. Двор нового халифа, человека, который кашлял, управлялся на самом деле братом халифа, по кличке Мансур. А за Мансуром стоял наставник его сына, Бармак, царь по крови и по уму, глава дома Бармаков. Кто-то, конечно, числился эмиром всех тайных дел империи халифа. Бармак был слишком велик, и слишком стар, чтобы подменять этого тайного эмира в его повседневных делах. Зато он мог одним движением мизинца поменять его на кого-то другого.

Если, конечно, старый Бармак еще жив.

А Халид… насколько я знал, он так и остался в Хорасане, в Мерве, присматривать за Абу Муслимом. «Он у нас там по денежной части», объяснил мне, помнится, Бармак.

Мы с ним ни разу не говорили, вспомнил я. Этот бархатный голос я слышу впервые. Но знаем друг друга очень хорошо, и не только в лицо.

И вот теперь этот красавец привёл немалую армию к границам ромэйской империи, а я, в самом центре этой армии, лежал на его подушках.

И я наблюдал в его глазах что-то странное. Озабоченность, чуть не страх? Не может быть. Почему он следит за движением моей руки с чашей, за выражением моего лица?

И тут я чуть не засмеялся. Нам обоим вне всякого сомнения предстояла война — большая или маленькая, и много прочих неприятностей, но человек царской крови — это все-таки человек царской крови. Он был сейчас моим хозяином, он был человеком моего мира и моего круга. Да еще и моложе. Война могла подождать. Его безмерно волновало в этот момент лишь одно: как Маниах из дома Маниахов оценит вино.

Я постарался изобразить на лице что-то вроде пробуждения: усталый путник вдруг начинает понимать, что на языке — нечто, его достойное.

И Халид заметно расслабился.

— Отличный был выбор, — вежливо сказал мне он, медленно опуская чашу с вином — я засмотрелся на шелк его рукава, черный с темно-зеленым и золотым узором.

— Как отец? Я был бы рад увидеть его вновь и вновь, — осторожно спросил я.

— Отец? На удивление, — улыбнулся он. — Очень стар, надо признать. Слаб. Но мы живем в тихие времена. Никаких больше походов и караванов. Пока… пока халиф здоров.

Я поднял на него глаза: назвать «Проливающего» — Ас-Саффаха — здоровым мог разве что совсем посторонний для двора в Куфе человек. Значит… Значит, мне сообщили что-то важное. Что повелитель правоверных жив исключительно «пока».

— Дорогой мой Халид, — вздохнул я. — Если в главном все хорошо, то нельзя ли узнать, что это за странный способ меня приветствовать — «наконец-то». Что бы это значило?

— Но я же послал троих… — сказал он, потом нахмурился и остановился.

— Я, к сожалению, приехал не совсем по их приглашению, и эти трое, боюсь, не вернутся, — ответил я, и быстро пересказал всю историю целиком.

Дальше были расспросы и много подробностей, после которых Халид, явно потрясенный, налил себе еще вина и выпил его большим глотком.

— Халид, поверни войска и уходи, — сказал ему я. — Поверь, что эта история — не для тебя. С таким еще никто не сталкивался. Слишком страшно. Ты в этом мире можешь стать кем угодно. Править любой страной. И было бы обидно, если…