Любишь? Счастлива? (СИ)

Он укоризненно покачал головой.

-- Издеваешься? Я что, дурак?

-- Ах вот оно что, - задумчиво протянула Люба. Она и хотела ему ответить, и очень страшно было, сказав, почувствовать вдруг, что это - неправда. Есть слова, которые не прощают бездумного обращения с собой, и, безусловно, "люблю" занимает в этом списке одно из почетных первых мест. Но другого способа по­нять истину, кроме как произнести его, просто не существовало.

-- Шур, - она серьезно взглянула ему в глаза, силясь понять саму себя, боясь совершить непоправимую ошибку, - мне все это сда­лось, потому что я тебя люблю.

И в ту же секунду поняла, что не согрешила празднословием: сказанное оказалось правдой. И если б у человека существовал хвост, виляющий от радости, как у собаки, - Шура расшугал бы им всех посетителей торгового центра.

***

Нежданный отпуск подошел к концу, снова начались суровые будни. Шла сессия. На одной из консультаций Люба обратила внимание, что преподаватель как-то странно на нее смотрит. Она украдкой осмотрела себя в поиске возможной расстегнутой молнии или чего-то подобного - нет, все было в порядке. Во время экзамена, садясь к столу доцента отвечать по билету, Люба заметила записку, вложенную в ее зачетку - экзаменатор почти незаметно указал на нее глазами. "Сегодня в 5 у входа?" - и он красноречиво вывел очертания пятерки в любиной зачетке. Люба вспыхнула от возмущения и отрицательно покачала голо­вой. Доцент равнодушно пожал плечами, забрал записку и начал допрос с пристрастием. Несмотря на то, что девушка неплохо знала предмет, он не отказал себе в удовольствии предложить ей тройку, намекнув двусмысленной фразой "А ведь могли бы, если б захотели..." на пересдачу. Он был на сто процентов уве­рен, что она не согласится на тройку - прочие экзамены, как не укрылось от его взгляда, были сданы ею на отлично. Сколько себя помнил - девушки в такой ситуации начинали просить о снисхождении и пересмотре оценки, прося то дополнительный вопрос, то возможность прийти с другой группой и сдать заново.

Люба спокойно поднялась со своего места, открыла зачетку и протянула ему, громко сказав: "Хорошо, ставьте три, я согласна. Не нужно пересдач". Таким образом она отрезала ему возмож­ность отказаться от своего решения и принудительно отправить ее на пересдачу - в аудитории было много народа, и все услы­шали, что прозвучало согласие на предложенную оценку. Скри­вившись, доцент вывел свой трояк недрогнувшей рукой.

За дверью Любу дожидался Шура, который как раз освободился пораньше и хотел поехать на работу вместе с ней. Она вылетела вся красная и очень злая - такой он видел ее впервые. Услышав, что случилось, он попросил ее подождать его у лифта и реши­тельно зашел в аудиторию. Следом заглянул преподаватель со­седней группы - занести экзаменатору что-то на подпись. Шура вежливо извинился и попросил Сергея Петровича выйти на одну минутку по неотложному вопросу под предлогом вызова из де­каната - он знал, что доцент работает здесь первый год и навер­няка не знает всех административных сотрудников института в лицо. Коллега-преподаватель из лучших побуждений вызвался приглядеть за студентами.

Когда мужчины оказались в коридоре, Шура подошел к люби­ному экзаменатору почти вплотную и негромко сказал ему несколько фраз. Тот молча выслушал сказанное и вернулся в аудиторию, закрыв за собой дверь. Больше подобных предложе­ний своим студенткам он не делал никогда - это стало понятно со временем. Но с Любой вежливо здоровался при встрече, не пытаясь больше язвить, припоминая ей несостоявшуюся перес­дачу. Лишь один раз, на следующий день в лифте, где они слу­чайно оказались одновременно, он попытался было поднять эту тему.

-- Что же вы, голубушка, сразу папе жаловаться побежали, как маленькая? Я вполне вас понял...

-- Это не папа. Это -- начальник, -- отрезала Люба, давая понять, что разговор окончен.

Доцент оторопел. Мужик, который разговаривал с ним вчера, никак не мог быть посторонним ей человеком. Впрочем, объяс­нение нашлось быстро: что ж, значит, вот с кем она спит. Все с тобой, милочка, ясно.

С тех пор никаких лишних вопросов он больше ей не задавал, и они сухо здоровались при встрече.

Однако папа у студентки Ромашовой тоже был. И оставаться в неведении главному мужчине ее жизни относительно появления конкурента оставалось недолго.

***

На календаре было седьмое марта. Шура с Любой допоздна про­возились на работе, потом он, как всегда, поехал ее провожать. Увидев у метро цветочный киоск, он отпросился на пару минут и вернулся с букетом роз: праздник же! Вообще он не любил да­рить срезанные цветы, полагая их мертвыми, но счел, что случай обязывает. Оба они как-то не подумали, что букет придется предъявить дома - равно как и маломальские объяснения его по­явлению.

Радостно войдя в квартиру с цветами, Люба сразу поймала во­просительный взгляд отца.

-- А это мне... Шура подарил. Ну, побаловал начальник, - не вполне уверенно заявила она, не дожидаясь вопросов.